«Быстрыми шагами прошел я длинную «площадь» кустов, взобрался на холм и, вместо ожиданной знакомой равнины (…) увидал совершенно другие, мне не известные места» (И. С. Тургенев, «Бежин луг»). Почему Тургенев взял слово «площадь» в кавычки? Таким образом он хотел подчеркнуть, что это слово в данном значении чуждо литературному языку. Откуда же заимствовал автор выделенное слово и что оно значит? Ответ находим в другом его рассказе. «В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять…» - говорит Тургенев в «Хоре и Калиныче» и делает такое примечание: «Площадями» называются в Орловской губернии большие сплошные массы кустов».

Многие писатели, изображая деревенскую жизнь, используют слова и устойчивые словосочетания народного говора, распространенного в данной местности (территориального диалекта). Диалектные слова, употребляемые в составе литературной речи, называются диалектизмами.

Мы встречаем диалектизмы у А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстого, В. А. Слепцова, Ф. М. Решетникова, А. П. Чехова, В. Г. Короленко, С. А. Есенина, М. М. Пришвина, М. А. Шолохова, В. М. Солоухина, И. В. Абрамова, В. И. Белова, В. М. Шукшина, В. Г. Распутина, В. П. Астафьева, А. А. Прокофьева, Н. М. Рубцова и многих других.

Диалектные слова вводятся автором, прежде всего, для характеристики речи персонажа. Они указывают одновременно на социальное положение говорящего (обычно принадлежность к крестьянской среде) и его происхождение из определенной местности. «Кругом всё такие буераки, овраги, а в оврагах всё казюли водятся», - говорит у Тургенева мальчик Ильюша, употребляя орловское слово для обозначения змеи. Или у А. Я. Яшина: «Иду это я раз вдоль осеков, гляжу - что‑то шевеличча. Вдруг, думаю, заяч?» - рассказывает вологодский крестьянин. Здесь отражено неразличение ц и ч , присущее некоторым северным говорам, а также использовано местное слово «осек» - ограда из жердей или хвороста, отделяющая пастбище от сенокоса или селения.

Писатели, тонко чувствующие язык, не перегружают речь героев диалектными чертами, а несколькими штрихами передают её местный характер, вводя то отдельное слово, то свойственную говору фонетическую (звуковую), словообразовательную или грамматическую форму.

Часто писатели обращаются к таким местным словам, которые называют предметы, явления сельского быта и не имеют соответствий в литературном языке. Вспомним стихи Есенина, обращенные к матери: «Не ходи так часто на дорогу // В старомодном ветхом шушуне». Шушун - название женской одежды типа кофты, которую носили рязанские женщины. Подобные диалектизмы находим и у современных писателей. Например, у Распутина: «Из всего класса в чирках ходил только я». В Сибири чирки - кожаная легкая обувь обычно без голенищ, с опушкой и завязками. Употребление таких слов помогает более точно воспроизвести быт деревни. Писатели пользуются диалектными словами при изображении пейзажа, что придает описанию местный колорит. Так, В. Г. Короленко, рисуя суровый путь вниз по Лене, пишет: «По всей ширине её торчали в разных направлениях «торосья», которые сердитая быстрая река швыряла осенью друг на друга в борьбе со страшным сибирским морозом». И дальше: «Целую неделю я гляжу на полосу бледного неба меж высокими берегами, на белые склоны с траурной каймой, на «па́ди» (ущелья), таинственно выползающие откуда-то из тунгусских пустынь…»

Причиной употребления диалектизма может быть также и его выразительность. Рисуя звук, который издают раздвигаемые камыши, И. С. Тургенев пишет: «…камыши… шуршали, как говорится у нас» (имеется в виду Орловская губерния). В наше время глагол «шуршать» - общеупотребительное слово литературного языка, современный читатель не догадался бы о его диалектном происхождении, если бы не это примечание писателя. Но для времени Тургенева это диалектизм, который привлек автора своим звукоподражательным характером.

С различием художественных задач связаны и разные способы подачи диалектизмов в авторской речи. Тургенев, Короленко обычно выделяют их и дают им объяснение. В их речи диалектизмы подобны инкрустации. У Белова, Распутина, Абрамова диалектные слова вводятся на равных правах с литературными. В их произведениях и те и другие сплетаются как разные нити в единой ткани. В этом отражается нерасторжимая связь этих авторов с их героями - людьми их родного края, о судьбах которого они пишут. Так диалектизмы помогают раскрыть идейное содержание произведения.

Литература, в том числе и художественная, служит одним из проводников диалектных слов в литературный язык. Мы это уже видели на примере глагола «шуршать». Вот еще пример. Слово «самодур», хорошо известное всем нам, вошло в литературный язык из комедий А. Н. Островского. В словарях того времени оно толковалось как «упрямец» и фигурировало с территориальными пометами: псков (ское), твер (ское), осташ (ковское).

Вхождение диалектизма в литературный (нормированный) язык - процесс длительный. Пополнение литературного языка за счет диалектной лексики продолжается в наше время.

В художественной речи диалектизмы выполняют важные стилистические функции: помогают передать местный колорит, особенности речи героев, наконец, диалектная лексика может быть источником речевой экспрессии.

Использование диалектизмов в русской художественной литературе имеет свою историю. Поэтика XVIII в. допускала диалектную лексику только в низкие жанры, главным образом в комедии; диалектизмы были отличительной особенностью нелитературной, преимущественно крестьянской речи персонажей. При этом часто в речи одного героя смешивались диалектные черты различных говоров.

Писатели-сентименталисты, предубежденные против грубого, «мужицкого» языка, ограждали свой слог от диалектной лексики.

Интерес к диалектизмам был вызван стремлением писателей-реалистов правдиво отразить жизнь народа, передать «простонародный» колорит. К диалектным источникам обращались И.А. Крылов, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой и др. У Тургенева, например, часто встречаются слова из орловского и тульского говоров (большак, гуторить, понева, зелье, волна, лекарка, бучило и др.). Писатели XIX в. использовали диалектизмы, которые отвечали их эстетическим установкам. Это не значит, что в литературный язык допускались лишь какие-то опоэтизированные диалектные слова. Стилистически могло быть оправдано и обращение к сниженной диалектной лексике. Например: Как нарочно, мужички встречались все обтерханные (Т.) - здесь диалектизм с отрицательной эмоционально-экспрессивной окраской в контексте сочетается с другой сниженной лексикой (ракиты стояли, как нищие в лохмотьях; крестьяне ехали на плохих клячонках).

Современные писатели также используют диалектизмы при описании деревенского быта, пейзажа, при передаче склада речи персонажей. Умело введенные диалектные слова являются благодарным средством речевой экспрессии.

Следует различать, с одной стороны, «цитатное» употребление диалектизмов, когда они присутствуют в контексте как иностилевой элемент, и, с другой стороны, использование их на равных правах с лексикой литературного языка, с которой диалектизмы стилистически должны слиться.

При «цитатном» употреблении диалектизмов важно соблюдать чувство меры, помнить о том, что язык произведения должен быть понятен читателю. Например: Все вечера, а то и ночи сидят [ребята] у огончиков, говоря по-местному, да пекут опалихи, то есть картошку (Абр.) - такое употребление диалектизмов стилистически оправдано. При оценке эстетического значения диалектной лексики следует исходить из ее внутренней мотивированности и органичности в контексте. Само по себе присутствие диалектизмов еще не может свидетельствовать о реалистическом отражении местного колорита. Как справедливо подчеркивал А.М. Горький, «быт нужно в фундамент укладывать, а не на фасад налеплять. Местный колорит - не в употреблении словечек: тайга, заимка, шаньга - он должен из нутра выпирать».

Более сложной проблемой является использование диалектизмов наравне с литературной лексикой как стилистически однозначных речевых средств. В этом случае увлечение диалектизмами может привести к засорению языка произведения. Например: Все вабит, привораживает; Плавал одаль белозор; Склон с прикрутицей муравится - такое введение диалектизмов затемняет смысл.

При определении эстетической ценности диалектизмов в художественной речи следует учитывать, какие слова выбирает автор. Исходя из требования доступности, понятности текста, обычно отмечают как доказательство мастерства писателя употребление таких диалектизмов, которые не требуют дополнительных разъяснений и понятны в контексте. Поэтому часто писатели условно отражают особенности местного говора, используя несколько характерных диалектных слов. В результате такого подхода нередко диалектизмы, получившие распространение в художественной литературе, становятся «общерусскими», утратив связь с конкретным народным говором. Обращение писателей к диалектизмам этого круга уже не воспринимается современным читателем как выражение индивидуальной авторской манеры, оно становится своего рода литературным штампом.

Писатели должны выходить за рамки «междиалектной» лексики и стремиться к нестандартному использованию диалектизмов. Примером творческого решения этой задачи может быть проза В.М. Шукшина. В его произведениях нет непонятных диалектных слов, но речь героев всегда самобытна, народна. Например, яркая экспрессия отличает диалектизмы в рассказе «Как помирал старик»:

Егор встал на припечек, подсунул руки под старика.

Держись мне за шею-то... Вот так! Легкий-то какой стал!..

Выхворался... (...)

Вечерком ишо зайду попроведаю. (...)

Не ешь, вот и слабость, - заметила старуха. - Может, зарубим курку - сварю бульону? Он ить скусный свеженькой-то... А? (...)

Не надо. И поисть не поем, а курку решим. (...)

Хоть счас-то не ерепенься!.. Одной уж ногой там стоит, а ишо шебаршит ково-то. (...) Да ты что уж, помираешь, что ли? Может, ишо оклемаисся.(...)

Агнюша, - с трудом сказал он, - прости меня... я маленько заполошный был...

Характерные для нашей исторической эпохи процессы все большего распространения литературного языка и отмирания диалектов проявляются в сокращении лексических диалектизмов в художественной речи.

Диалектизмы - это слова, употребляемые жителями только той или иной местности. Сейчас диалектные слова встречаются редко даже в речи сельских жителей. Наиболее употребительные в наше время диалектные слова включают в толковые словари русского литературного языка. Возле слова дается помета обл (областное).

Существуют специальные диалектные словари. В "Толковом словаре живого великорусского языка" В. И. Даля много диалектных слов, собранных им в разных концах нашей родины.

Диалектные слова используются иногда в литературных произведениях для передачи особенностей речи жителей определенной местности. В приведенном словаре много примеров дилектных слов которые дети могут выписатьк уроку русского языка в 6 классе.

Словарь диалектных и устаревших слов и оборотов для школьников 6 класса.

Алтын - монета в три копейки.
Андел – ангел.
Архандел – архангел.
Аршин – мера длины, равная 0,71 метра.
Бадаг – батог, палка, посох, хлыст.

Бажёный – любимый, от слова «бажать» – любить, желать.
Байка – колыбельная песенка, припев при усыплении ребенка; от глагола байкать – убаюкивать, укачивать, усыплять.
Баламолок – болтун; от баламолитъ – болтать.
Балъки – овечки.
Бареньки – овечки.
Басалай – щеголь, франт, повеса, хвастун.
Баской – красивый, пригожий, нарядный.
Баять – говорить, рассказывать.
Божатка – крестная, названная мать.
Берещйнная, бсрещаный, берестяной – сделанный из бересты.
Болючий – болезненный.
Бразумёнточка, прозумёнточка, прозумёнт – от слова позумент – тесьма, лента, обычно шитая золотом или серебром, галун.
Браный – вытканный с узорами.
Буде, будет – полно, довольно, достаточно.
Бука – фантастическое существо, которым пугают детей.

Вадитъ, вываживать – воспитывать, вскармливать.
Васильев вечер – канун Нового года, 31 декабря по ст. ст.
Васильев день – христианский праздник в честь Василия Кесарийского, совпадающий с Новым годом (1 января ст. ст.).
Вдругоряд – во второй, в другой раз, вторично.
Верейки, верёя – один из столбов, на который навешиваются ворота.
Великий пост – семинедельный пост перед пасхой.
Всемирёночек, всемиршонок – ребенок, рожденный вне брака.
Вязйга – придирчивый или вздорный человек; спинная струна (хорда) красной рыбы, употребляемая в пищу.

Гайтан – шнурок, на котором носят нательный крест; вообще шнурок, тесьма.
Галить – здесь: подавать мяч или шар в игре.
Говена – от говеть: поститься, ничего не есть, готовиться к церковной исповеди.
Гоголь – птица из породы уток-нырков.
Годовать – жить, пребывать, оставаться где-либо целый год.
Голик – веник без листьев.
Голицы – кожаная рукавица без подкладки.
Грош – монета достоинством в полкопенки.
Гулюшки – голуби.
Гумно – место для хранения хлеба в снопах и молотьбы, крытый ток.
Гранатур, гарнитур – плотная шелковая ткань.
Гривна – слиток серебра, служивший денежной и весовой единицей в Древней Руси.
Гуня – ветхая, рваная одежда.

Долонь – ладонь.
Досельный – прошлый.
Дресвяной – мелкий.
Дягнуть, дяглить – расти, плотнеть, здороветь, крепчать.

Егарий, Егорьев день – праздник в честь христианского святого Георгия Победоносца. В народе отмечалось два Егория: осенний (26 ноября) и весенний (23 апреля по ст. ст.).
Ежа – еда.
Елёнь – олень.
Ёлха, слоха – ольха.

Живот – домашний скот, богатство, жизнь.
Жнитва – жатвенная пора, пора уборки хлеба с поля; поле, с которого сжат хлеб.

Забава – любимый, милый.
Завичатъ (завечать, заветатъ) – заповедывать, строго наказывать или приказывать.
Заговенье – последний день перед постом, когда можно употреблять скоромную пищу.
Зарода, зарод – стог, скирд сена, соломы, снопов, удлиненной формы.
Заугольничек – прозвище незаконнорожденного ребенка.
Заутреня – ранняя, утренняя церковная служба.
Зимние святки – время от рождества до крещения: с 29 декабря до 6 января по ст. ст.
Зипун – крестьянский рабочий кафтан. Зыбка – люлька, колыбель.

И мать – ловить.
Кабы – если.
Камка – шелковая узорчатая ткань.
Каравай – круглый большой хлеб.
Кастить – пакостить, грязнить, вредить.
Катанки – валенки.
Кафтан – старинная мужская верхняя одежда.
Китайка – сорт хлопчатобумажной ткани.
Коваль – кузнец.
Кожара, кожурина – кожа.
Коляда – мифологическое существо.
Кокошник – головной убор русских женщин.
Колобок, колоб – изделие из теста круглой, шарообразной формы.
Короб – сундук, плетенный из луба или выгнутый из драни; сани, обшитые лубом.
Косица, коса – здесь: хвост у петуха.
Кострица – жесткая кора растений, годных для пряжи (льна конопли).
Кострома, костромушка – мифологическое существо, которое изображали девушка или чучело.
Коты – женская обувь, род полусапожек, ботинок, башмаки с высокими передами.
Кочедык – шило, инструмент для изготовления лаптей.
Кочет – петух.
Крома – ломоть хлеба, горбушка; сума нищего.
Кужель, кужёнь – кудель, пучок льна, приготовленный для пряжи.
Кужня – корзинка, плетенка, кузовок.
Кулажка, кулага – лакомое блюдо: пареное соложеное тесто.
Кумач – хлопчатобумажная ткань алого цвета.
Кунья (шуба) – из меха куницы.
Куражиться – издеваться, насмехаться.
Кут – угол крестьянской избы.
Кутья – культовая еда, подаваемая на поминках и в сочельник (каша из ячменя, пшеницы, риса с изюмом или другими сладостями).

Ластовица, ластовка – четырехугольные разноцветные вставки в рукавах женских рубах.
Лежать под образами (иконами) – под иконы клали покойников.
Лохань – деревянная посуда для хозяйственных надобностей.
Лубъя, луб, лубяной – подкорный слой липы и некоторых других деревьев, из которого делают корзины, плетут лапти.
Лучок – дуга, дужка.
Лыко – волокнистая внутренняя часть коры липы и некоторых других лиственных деревьев.
Лытать – уклоняться от работы, бегать от дела.
Лядина, ляда – пустошь, покинутая и заросшая земля.

Малёк – от малый: малец, ребенок,
Масленица – праздник проводов зимы у древних славян, приуроченный христианской церковью к неделе перед великим постом; во время масленицы пекли блины, обильно употребляли в пищу сыр, масло, устраивали разнообразные увеселения.
Мизгйро – паук.
Мыщатое (дерево) – возможно, искаженное: мачтовое (дерево).

Надолба – столб, тумба при дороге.
Надолонъ, надолонка – лоскуток ткани, кожи, нашитый на рукавицу со стороны ладони.
Невестка – замужняя женщина по отношению к родне мужа.
Ночёсь – прошлой ночью.
Нужен, нужный – бедный, нищий, убогий, скудный.

Обедня – церковная служба у христиан.
Обронить – уронить, потерять.
Овин – строение, в котором сушили снопы.
Овсень (авсёнь, бацсёнь, таусёнь, усёнь, олицетворение Нового года.
Оденье – остатки сена от стога или нижний слой сена, соломы в клади
Озимье – поле, засеянное озимыми культурами.
Озорбды – зарод, скирда. Околеть – умереть.
Опара – закваска для хлебного теста.
Опрбска – от опрастывать; опростать – здесь: освободить.
Орать – пахать землю.
Очеп (оцеп) – гибкий шест, на который подвешивалась люлька.

Пакостить – вредить, грязнить.
Папа, папка – хлеб (детский язык).
Парча – золотая или серебряная ткань; шелковая ткань, протканная золотом, серебром.
Парчёвник – старинная одежда из парчи.
Пасха – христианский весенний праздник в честь Воскресения Иисуса Христа.
Пахать (пол, избу) – мести, выметать.
Пелёговать – перебирать пальцами рук, двигать руками попусту.
Переж, переже – прежде, наперед, ранее, сперва
Переложек, перелог – поле, непаханное несколько лет.
Пест – толкач для растирания чего-либо в ступе.
Пестерь – корзина, плетенная или шитая из бересты или луба.
Петун – петух.
Поветь – настил над скотным двором, где хранили сено, крыша над скотным двором.
Повойник – головной убор замужней женщины.
Погонялка – кнут.
Погост – кладбище, могильник.
Подгрёбица – строение над погребом.
Пожня – луг во время сенокоса.
Полпца – полка для хранения продуктов, посуды.
Полушка – старинная монета достоинством в четверть копейки.
Поминать – участвовать в обряде поминовения покойника.
Поминки – обрядовое угощение в память умершего.
Поочесливее – ог очёстливый: приветливый, учтивый.
Попрядушка – супрядки, посиделки, вечорки; хорошая пряха.
Пособница – помощница.
Постав – каждое отдельное блюдо за столом, кушанье, перемена.
Почепочка – цепочка.
Почитать – уважать.
Пролуб – прорубь.
Пуланок – по объяснению исполнительницы – воробей.
Пуля – сопля.

Разбумажиться – развеселиться, расходиться, разгуляться.
Расстрйжка, расстрига – духовное лицо, лишенное сана, звания.
Рипачок рибачок – от рпбуши: ветошь, лохмотья, драная одежда, обноски.
Рождество – христианский праздник (25 декабря ст. ст.) посвященный рождению Иисуса Христа.
Рожок – выделанный коровий рог с привязанным высушенным соском от коровьего вымени – для кормления младенца.

Сажень – старинная русская мера длины, равная 2,13 м.
Сбрендить – струсить, спятиться, соврать.
Семик – народный праздник, справлялся в четверг седьмой недели после Пасхи.
Сенные девушки – дворовые крепостные девушки, служанки.
Сибирка – короткий кафтан в талию со стоячим воротником.
Сколоточек, сколоток – ребенок, рожденный вне брака.
Солод – хлебное зерно, пророщенное в тепле, высушенное и крупно смолотое; применяется для приготовления пива, браги, кваса.
Солоп, салоп – верхняя женская одежда, род плаща.
Сороки – праздник в честь сорока мучеников, 9 марта по ст. ст.
Сочельник – канун церковных праздников рождества и крещения.
Сретенье – христианский праздник в честь Христа (2 февраля по ст. ст.).
Стрёту – навстречу.
Стень – тень.
Стрючок – стручок.
Сугрева – родной, милый, сердечный.
Сусек – ларь для зерна в амбаре.
Сусло – сладкий навар из муки и солода.
Схлюзить, хлюзить - – кривить душой, обманывать, от хлюзда: обманщик, мошенник.
Сыта – вода, подслащенная медом, медовый отвар.

Тиун – приказчик, управляющий, судья.
Толокно – толченая овсяная мука; еда из толокна.
Тоня – невод, рыболовная сеть.
Точиво – крестьянский холст, целой трубкой, в куске.
Трали – тралы, сети в форме мешка для ловли рыбы.
Тростни – болотные заросли или болотные растения.
Туесок, туес – род ведерка с крышкой из бересты.
Тукачок, тукач – обитый, обмолоченный сноп.
Тикманка – тычок в голову костяшками пальцев.
Тур – печной столб в избе, основание которого расписывается красками.

Устоек, устои – сливки на устоявшемся молоке.
Ухват – род железных вил, с помощью которых ставят и вынимают из печи горшки.
Цеп – молотило, орудие для молотьбы снопов.
Чадо – ребенок, дитя.
Шелуди – струпья, короста, сыпь.
Шендроватъ – искаженное: щедровать – ходить в канун Нового года по домам с песнями, получая за это вознаграждение от хозяев.
Штофник – шелковый сарафан.
Шурин – родной брат жены.
Яловица – нестельная корова, телица.
Ярка – молодая овца

В каждой школе изучается современный русский литературный язык. Литературным, или «стандартным», называют язык повседневного общения, официально-деловых документов, школьного обучения, письменности, науки, культуры, художественной литературы. Его отличительная черта – нормированность, т.е. наличие правил, соблюдение которых обязательно для всех членов общества. Они закреплены (кодифицированы) в грамматиках, справочниках, школьных учебниках, словарях современного русского языка.

Однако для большой части жителей России языком повседневного общения является говор. Говор , или диалект, – самая маленькая территориальная разновидность языка, на которой говорят жители одной деревни или нескольких близлежащих деревень. В говорах, как и в литературном языке, действуют свои языковые законы. Это значит, что каждый, говорящий на диалекте, знает, как можно сказать в своем говоре, а как нельзя. «У нашый дяревни так гаворють, а у Жытицъх саусем (совсем) другая гаворка (говор, наречие)», – замечают в деревне Кашкурино Смоленской области. Правда, эти законы отчетливо не осознаются, тем более не имеют письменного свода правил. Русским диалектам свойственна только устная форма существования, в отличие, например, от немецких диалектов и от литературного языка, обладающих устной и письменной формами бытования.

Различие и взаимодействие

Сфера применения говора гораздо уже, чем литературного языка, который является средством общения (коммуникации) для всех людей, говорящих по-русски. Следует заметить, что литературный язык постоянно воздействует на диалекты через школу, радио, телевидение, прессу. Это отчасти разрушает традиционный говор. В свою очередь, диалектные нормы влияют на литературный язык, что ведет к возникновению территориальных разновидностей литературного языка.

Широко известно противопоставление московской и петербургской литературной нормы (последняя сформировалась под воздействием северо-западных говоров): например, произношение [что], коне [ч’н]о в Петербурге в отличие от московского – [што], коне [шн]о , твердые губные в некоторых формах: се [м], восе [м]десят и другие случаи. Кроме того, различаются севернорусский и южнорусский варианты литературного произношения: для первого характерно частичное сохранение оканья , т.е. различение о и а, в безударных слогах (например, в Архангельске, Вологде, Владимире и др.), а для второго – произношение [g] фрикативного (в Рязани, Тамбове, Туле и др.) в отличие от литературного [г] взрывного.

Иногда литературный язык заимствует слова и выражения из диалектов. Это относится в первую очередь к предметно-бытовой и производственно-промысловой лексике: жбан – ‘род кувшина с крышкой’, коврижка – ‘род пряника, чаще на меду’, косовица – ‘время, когда косят хлеба, травы’, обечайка – ‘боковая стенка различных цилиндрических или конических сосудов, барабанов, труб’. Особенно часто литературному языку не хватает «своих» слов для выражения чувств, т.е. экспрессивной лексики, которая быстрее других слов «стареет», утрачивая первоначальную выразительность. Тогда-то на помощь приходят диалекты. Из южных диалектов в литературный язык пришли слова валандаться ‘суетиться, бессмысленно тратить время’, хапать ‘хватать, жадно брать’, из северо-восточных – балагурить ‘разговаривать, шутить’, а распространившееся в разговорно-жаргонном языке словечко лох по происхождению является северо-западным. Оно имеет значение ‘разиня, шалопай’.

Надо заметить, что по своему происхождению говоры неоднородны: одни очень древние, а другие «помоложе». Говорами первичного образования называют те из них, которые распространены на территории раннего расселения восточнославянских племен, с VI в. до конца ХVI в., там, где складывался язык русской нации – в центре Европейской части России, включая Архангельскую область. На пространствах, куда русские люди переселялись, как правило, после ХVI в. из самых разных мест – северных, центральных и южных губерний России, – возникали говоры вторичного образования. Здесь смешивалось население, а значит, смешивались и те местные языки, на которых оно говорило, в результате получалось новое языковое единство. Так и рождались новые говоры в Среднем и Нижнем Поволжье, на Урале, Кубани, в Сибири и других краях России. Говоры центра являются для них «материнскими».

Хорошо или плохо?

В настоящее время людям, говорящим диалектно, свойственно двоякое отношение к своему языку. Сельские жители, с одной стороны, оценивают родной язык, сравнивая его с окружающими говорами, а с другой – с литературным языком.

В первом случае, когда свой говор сравнивается с языком соседей, он полагается хорошим, правильным, красивым, а «чужой» обычно оценивается как что-то нелепое, корявое, подчас даже смешное. Это часто отражено в частушках:

Как барановски девчонки
Говорят на букву ц:
«Дайте мыльце, полотенце
И цюлоцки на пеце !».

Здесь внимание обращено на очень распространенное в русских говорах явление – «цоканье», суть которого заключается в том, что на месте ч деревенские жители ряда мест произносят ц . С высмеиванием речевых особенностей соседей связано и большое число присловий. Куриса на улисе яйсо снесла – одна из дразнилок подобного рода. И это не преувеличение, не выдумки. В данном случае обыгрывается еще одна диалектная черта: произношение звука [c] на месте [ц], – присущая некоторым говорам Орловской, Курской, Тамбовской, Белгородской, Брянской областей. В русском языке звук [ц] (аффриката) состоит из двух элементов: [т+с] = [тс], если в говоре утрачивается первый элемент – [т], – на месте [ц] появляется [с].

Особенности произношения соседей подчас закрепляются в прозвищах. В деревне Поповка Тамбовской области нам довелось услышать высказывание: «Да мы их зовем щемяки , они на щ говорят : щищас (сейчас) приду» . Деревенские жители чутко улавливают отличия одного говора от другого. «В Орловке казаки больше шепелявили . Поговорка (“говор, произношение”) у их друга. У забайкальских казаков тоже интересные поговорки» , – записали диалектологи мнение уроженцев с. Албазино Сковородинского района Амурской области о языке казаков.

Но вот при сравнении с литературным языком уже свой говор оценивается как плохой, «серый», неправильный, а литературный язык – как хороший, которому следует подражать.

Сходные наблюдения о диалектах находим в книге М.В. Панова «История русского литературного произношения XVIII–ХХ вв.»: «Те, кто говорят диалектно, стали стыдиться своей речи. И раньше, бывало, стыдились, если попадали в городскую, недиалектную среду. Сейчас и в своей семье старшие слышат от младших, что они, старшие, говорят “неправильно”, “некультурно”. Голос лингвистов, советующих сохранять уважение к диалекту и использовать местную речь в семье, среди односельчан (а в иных условиях пользоваться речью, которой учит школа), – этот голос не был услышан. Да и звучал он тихо, не широковещательно».

Уважительное отношение к литературному языку закономерно и вполне понятно: тем самым осознается и подчеркивается его ценность и значимость для всего общества. Однако пренебрежительное отношение к собственному говору и к говорам вообще как к речи «отсталой» безнравственно и несправедливо. Говоры возникли в процессе исторического развития народа, и в основе всякого литературного языка лежит диалект. Вероятно, если бы не Москва стала столицей Русского государства, наш литературный язык тоже был бы иной. Поэтому все диалекты с лингвистической точки зрения равноценны.

Судьба диалектов

Стоит обратить внимание на тот факт, что во многих странах Западной Европы с уважением и заботой относятся к изучению местных говоров: в ряде французских провинций родной диалект преподают на факультативных занятиях в школе и отметка за него ставится в аттестат. В Германии вообще принято литературно-диалектное двуязычие. Похожая ситуация наблюдалась и в России ХIХ в.: образованные люди, приезжая из деревни в столицы, говорили на литературном языке, а дома, в своих поместьях, при общении с крестьянами и соседями пользовались местным диалектом.

Причины современного пренебрежительного отношения к диалектам следует искать в нашем прошлом, в идеологии тоталитарного государства. В пору преобразований в сельском хозяйстве (период коллективизации) все проявления материальной и духовной жизни старой русской деревни объявлялись пережитками прошлого. Выселялись из родных мест целые семьи, их объявляли кулаками, поток трудолюбивых и хозяйственных крестьян устремился из Центральной России в Сибирь и Забайкалье, многие из них погибли. Для самих крестьян деревня превратилась в место, откуда надо было бежать, чтобы спастись, забыть все, что с ней связано, в том числе и язык. В результате во многом была утрачена традиционная культура крестьянства. Это коснулось и языка. Прогнозировалось, даже учеными-лингвистами, быстрое исчезновение народных говоров. Целое поколение уроженцев деревни, сознательно отказываясь от родного говора, не сумело по многим причинам воспринять новую для себя языковую систему – литературный язык, овладеть им. Это привело к упадку языковой культуры в стране.

Языковое сознание является частью культурного самосознания, и если мы хотим возродить культуру, способствовать ее расцвету, то начинать это надо с языка. «Между самосознанием элементов языка и других элементов культуры нет четко выраженной границы… в переломные исторические эпохи родной язык становится символом национального самосознания», – пишет московский лингвист С.Е. Никитина, исследовавшая народную картину мира.

Именно поэтому нынешний момент благоприятен для изменения отношения к диалектам в обществе, для пробуждения интереса к родному языку во всех его проявлениях. В последние десятилетия сбором и описанием говоров занимаются научно-исследовательские институты Российской академии наук, многие университеты России, ими издаются различного рода диалектные словари. Подобная собирательская деятельность, в которой принимают участие и студенты гуманитарных факультетов, важна не только для лингвистики, но и для изучения культуры и истории народа, и, несомненно, для воспитания молодежи. Дело в том, что, исследуя говоры, мы познаем новый удивительный мир – мир народных традиционных представлений о жизни, часто очень отличающихся от современных. Недаром Н.В. Гоголь в «Мертвых душах» замечает: «И всякий народ… своеобразно отличился своим собственным словом, которым… отражает часть собственного своего характера”.

Какова же судьба диалектов в нынешнее время? Сохранились ли они или же местные говоры – редкие экзотизмы, за которыми надо ехать далеко в глубинку? Оказывается, сохранились, несмотря на всеобщую грамотность, влияние телевидения, радио, многочисленных газет и журналов. И сохранились не только в труднодоступных местах, но и в районах, близких к столицам и большим городам. Конечно, на диалекте говорят люди старшего и среднего поколения да маленькие дети, если их воспитывают деревенские бабушки и дедушки. Они-то, старожилы, и являются хранителями местного языка, тем необходимым источником информации, который ищут диалектологи. В речи молодежи, уезжающей из деревни, сохраняются лишь отдельные диалектные черты, но есть ведь и такие, кто остается дома навсегда. Они тоже пользуются, живя в деревне, народно-разговорной речью. Хотя диалекты в значительной степени разрушаются, прогнозировать их скорое исчезновение нельзя. Знакомясь с народно-разговорной речью, мы получаем сведения о названиях предметов быта, значениях диалектных слов, понятий, которые не встречаются в городе. Но не только это. В говорах отражены вековые традиции ведения хозяйства, особенности семейного уклада, старинные обряды, обычаи, народный календарь и многое другое. Поэтому так важно записывать речь сельских жителей для дальнейшего изучения. В каждом говоре есть множество выразительных, ярких словесных образов, фразеологизмов, поговорок, загадок:

Ласково слово не трудно, да споро (выгодно, успешно, полезно); Вранье не споро: попутает скоро; Худое молчание лучше доброго ворчания; Не гляжу, так не вижу, не хочу, так не слышу; а вот загадки: Что слаще всего и горче всего? (Слово); У двух матерей по пяти сыновей, все в одно имя (пальцы); Одного не знаю, другого не вижу, третьего не помню (смерть, возраст и рождение).

Диалектизмы в художественной литературе

Диалектные слова нередки в художественной литературе. Обычно их используют те писатели, которые сами родом из деревни, или же те, кто хорошо знаком с народной речью: А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой, С.Т. Аксаков И.С. Тургенев, Н.С. Лесков, Н.А. Некрасов, И.А. Бунин, С.А. Есенин, Н.А. Клюев, М.М. Пришвин, С.Г. Писахов, Ф.А. Абрамов, В.П. Астафьев, А.И. Солженицын, В.И. Белов, Е.И. Носов, Б.А. Можаев, В.Г. Распутин и многие другие.

Для современного городского школьника совершенно загадочно звучат строки С.Есенина из стихотворения “В хате”, которое приводится во многих учебных пособиях. Рассмотрим его и мы.

Пахнет рыхлыми драчонами,
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.

Вьется сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою –
Шелуха сырых яиц.

Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низко ,
Старый кот к махотке кра дется
На парное молоко,

Квохчут куры беспокойные
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
Запевают петухи.

А в окне на сени скатые,
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.

С.А. Есенин, по свидетельству современников, очень любил читать это стихотворение в 1915–1916 гг. перед публикой. Литературовед В.Чернявский вспоминает: «…Ему пришлось разъяснять свой словарь, – вокруг были “иностранцы”, – и ни “паз”, ни “дежка”, ни “улогий”, ни “скатый” не были им понятны». Поэт – уроженец села Константиново Рязанской губернии – часто употреблял в произведениях свои, рязанские слова и формы, непонятные жителям города, тем, кто знаком только с литературным языком. Их-то Чернявский называет «иностранцами». К иностранцам относится большинство из нас. Поэтому поясним значения выделенных слов. Непонятными в тексте стихотворения выступают не только рязанские слова, т.е. непосредственно диалектизмы, но и такие выражения, которые характеризуют быт любой деревни (хомут, соха, печурка, заслонка).

Драчона (дрочёна) – так называется толстый блин, чаще из пшеничной муки, смазанный сверху яйцом, или же картофельные оладьи. Именно эти значения самые распространенные в деревнях Рязанской области. В других русских говорах приведенное слово может обозначать совсем иное кушанье.

Дежка – слово очень широко распространено в южном наречии. Эту деревянную кадку изготовляли бондари, в хозяйстве дежек было несколько, их использовали и для засолки огурцов, грибов, и для хранения воды, кваса, и для приготовления теста. Как видим, в этой дежке налит квас.

Когда на уроке спрашиваешь школьников: «Как вы думаете: что означает слово печурки ?» – в ответ слышишь: «Маленькие печки». – «А почему же их несколько и они точеные?» Печурка – небольшая выемка в наружной или боковой стенке печи для сушки и хранения мелких предметов.

Попелица – образовано от диалектного слова попел – пепел.

Ухват – приспособление, при помощи которого вынимают горшки из печи (см. рисунок), представляет собой металлическую изогнутую пластину – рогатку, крепящуюся к ручке – длинной деревянной палке. Слово хотя и обозначает предмет крестьянского быта, но входит в литературный язык, а потому в словарях дается без пометы обл. (областное) или диал. (диалектное).

Махотка – глиняный горшок.

Низко, крадется – эти слова приведены с диалектным ударением.

Слова оглобли ‘элемент упряжи’, как и соха ‘примитивное сельскохозяйственное орудие’, входят в литературный язык, их мы найдем в любом толковом словаре. Просто они не на слуху, потому что обычно связаны со старой, ушедшей в прошлое деревней, традиционным крестьянским хозяйством. А вот что касается слов скатые (вероятно, покатые) и шумота (шум), то сведений о них нет в диалектных словарях. И диалектологи без специальных исследований не могут сказать, есть ли в рязанских говорах такие слова или же они изобретения самого поэта, т.е. писательские окказионализмы.

Итак, диалектное слово, словосочетание, конструкция, включенные в художественное произведение для передачи местного колорита при описании деревенской жизни, для создания речевой характеристики персонажей, называется диалектизмом.

Диалектизмы воспринимаются нами как нечто, находящееся вне литературного языка, не соответствующее его нормам. Диалектизмы бывают разные в зависимости от того, какую черту они отражают. Местные слова, которые неизвестны литературному языку, называются лексическими диалектизмами. К ним относятся слова дежка, махотка, дрaчена, попелица. Если они приведены в словарях, то с пометой областное (обл.).

В нашем примере фигурирует слово печурка, которое в литературном языке обозначает небольшую печку, а в говоре имеет совсем другое значение (см. выше). Это семантический (смысловой) диалектизм (от греч. semanticos – обозначающий), т.е. слово известно литературному языку, но значение у него иное.

Разновидностью лексических диалектизмов являются этнографические диалектизмы. Они обозначают названия предметов, кушаний, одежды, свойственные только жителям определенной местности, – иными словами, это диалектное название местной вещи. «Бабы в клетчатых паневах швыряли щепками в недогадливых или слишком усердных собак», – пишет И.С. Тургенев. Панёва (понёва) – вид женской одежды типа юбки, характерный для крестьянок с юга России, носят ее и на Украине, и в Белоруссии. Панёвы в зависимости от местности различаются своим материалом и расцветкой. Вот еще один пример этнографизма из рассказа В.Г. Распутина «Уроки французского»: «Я еще раньше заметил, с каким любопытством поглядывает Лидия Михайловна на мою обутку. Из всего класса в чирках ходил только я». В сибирских говорах слово чирки означает кожаную легкую обувь, обычно без голенищ, с опушкой и завязками.

Еще раз обратим внимание на тот факт, что многие лексические и семантические диалектизмы можно найти в толковых словарях литературного языка с пометой обл. (областное). Почему же они включены в словари? Потому что нередко употребляются в художественной литературе, в газетах, журналах, в разговорной речи, если дело касается деревенских проблем.

Часто писателям важно показать не только то, что говорит герой, но и то, как он это говорит. С этой целью и вводятся в речь персонажей диалектные формы. Мимо них пройти невозможно. Например, И.А. Бунин – уроженец Орловщины, блестяще знавший говор родных мест, – пишет в рассказе «Сказки»: «Этот Ваня с печи, значит, слезая, малахай на себя надевая, кушачкём подпоясывается, кладе за пазуху краюшечкю и отправляется на этот самый караул» (выделено нами. – И.Б., О.К. ). Кушачкём, краюшечкю – передают особенности произношения орловских крестьян.

Разновидности диалектизмов

Подобные диалектизмы называются фонетическими. В приведенных словах звук [к] смягчается под влиянием соседнего мягкого звука [ч’] – уподобляется предшествующему звуку по признаку мягкости. Это явление носит название ассимиляции (от лат. assimilatio – уподобление).

К фонетическим диалектизмам, а точнее, акцентологическим, передающим диалектное ударение, можно отнести формы низко, крадется из стихотворения Есенина.

Есть в бунинском тексте и грамматические диалектизмы, которые отражают морфологические особенности говора. К ним относятся слова кладе, слезая, надевая. В этих глаголах произошло отпадение конечного т в 3-м лице единственного числа с последующим переходом заударного в – вместо слезает – слезая, вместо надевает – надевая.

Грамматические диалектизмы часто приводятся в речи героев, так как они не затрудняют понимание текста и в то же время придают ему яркую диалектную окраску. Приведем еще один интересный пример. В севернорусских говорах сохраняется давнопрошедшее время – плюсквамперфект: это время указывает на действие, которое происходило в прошлом до какого-то другого определенного действия. Вот отрывок из рассказа Б.В. Шергина: «Было купил мне татко о празднике шелковый халат. Я не поспела поблагодарить, в часовню обновкой хвастать побежала. Татко и обиделся». Татко – отец в поморских говорах. Было купил и есть давнопрошедшее время. Сначала отец купил халат (предварительное прошедшее), а потом дочь не успела его поблагодарить (прошедшее время) за обнову.

Еще один вид диалектизмов – словообразовательные диалектизмы .

Н.А. Некрасов в поэме «Крестьянские дети» пишет:

Грибная пора отойти не успела,
Гляди – уж чернехоньки губы у всех,
Набили оскому: черница поспела!
А там и малина, брусника, орех!

Здесь несколько диалектных слов. Оскома, соответствующая литературной форме оскомина , и черница, т.е. черника . Оба слова имеют одинаковые с литературными словами корни, но разные суффиксы.

Естественно, что диалектные слова, словосочетания, синтаксические конструкции выходят за пределы нормы литературного языка и поэтому имеют яркую стилистическую окраску. Но язык художественной литературы, являясь особым феноменом, включает в себя все существующее языковое многообразие. Главное же в том, чтобы подобное включение было мотивированным, оправданным художественными задачами. Несомненно, что само слово, пришедшее из говора, должно стать понятным читателю. С этой целью одни писатели объясняют диалектизмы непосредственно в тексте, другие дают сноску. К таким авторам относятся И.С. Тургенев, М.М. Пришвин, Ф.А. Абрамов.

Установить значение слова...

В одном из рассказов «Записок охотника» И.Тургенев замечает: «Мы поехали в лес, или, как у нас говорят, в “заказ”».

Ф.Абрамов в романе «Пряслины» часто в сносках толкует значение местных слов: «Сеструха Марфа Павловна пригрела, и слава Богу», – а в сноске указано: сеструха – двоюродная сестра.

В повести «Кладовая солнца» М.Пришвин неоднократно употребляет диалектное слово елань: «А между тем тут-то вот именно, на этой полянке, вовсе прекращалось сплетение растений, тут была елань, то же самое, что зимой в пруду прорубь. В обыкновенной елани всегда бывает видна хоть чуть-чуть водица, прикрытая большими, белыми, прекрасными купавами, водяными лилиями. Вот за то эта елань и называлась Слепою, что по виду ее было невозможно узнать». Мало того, что из текста нам становится ясно значение диалектного слова, автор при первом его упоминании дает сноску-объяснение: «Елань – топкое место в болоте, все равно что прорубь на льду».

Так, в повести писателя-сибиряка В.Распутина «Живи и помни» неоднократно встречается то же самое слово елань, что и у Пришвина, но дается оно без всяких разъяснений, и можно лишь догадываться о его значении: «Гуськов вышел в поля и повернул вправо, на дальние елани, ему предстояло провести там весь день». Скорее всего елань в данном случае означает «поле» или же «луг». А вот другие примеры из этого же произведения: «Снег в холодном еловом лесу почти и не таял, солнце здесь и на открытых местах было слабей, чем на еланях, на полянах лежали четкие, как вытиснутые, раскрытые тени деревьев». «Весь день он бродил по еланям, то выходя на открытые места, то прячась в лесу; порой ему до страсти, до злого нетерпения хотелось увидеть людей и чтобы его увидели тоже».

Если мы теперь обратимся к многотомному «Словарю русских народных говоров», который издается Институтом лингвистических исследований Российской академии наук в Санкт-Петербурге и включает диалектные слова, собранные по всему пространству России, то окажется, что елань имеет десять значений, причем даже на близких территориях они разнятся. В одних только сибирских говорах елань может означать: 1) ровное открытое пространство; 2) луг, луговая равнина; 3) место, удобное для пастбищ; 5) полевая равнина, поле, пашня; 6) поляна в лесу и др. Согласитесь, трудно, не будучи уроженцем тех мест, про которые пишет Валентин Распутин, с уверенностью сказать, какое же значение свойственно слову елань в приводимых отрывках.

Особенно часто прибегают к разного рода диалектизмам писатели, стилизующие народную речь, пишущие в форме сказа: Н.С. Лесков, П.П. Бажов, С.Г. Писахов, Б.В. Шергин, В.И. Белов. Вот отрывок из сказки С.Г. Писахова «Северно сияние»: «Летом у нас круглы сутки светло, мы и не спим. День работам, а ночь гулям да с оленями вперегонки бегам. А с осени к зиме готовимся. Северно сияние сушим».

Как видим, Писахов передает очень яркую черту северных говоров – выпадение j и последующее стяжение гласных звуков в окончаниях глаголов и прилагательных: северно из северное, круглы из круглые, работам из работаем, гулям из гуляем, бегам из бегаем.

Рассказчик в подобного рода произведениях – чаще всего балагур, который смотрит на мир с иронией и оптимизмом. У него в запасе масса историй и прибауток на все случаи жизни.

К таким героям относится рассказчик из замечательного произведения В.И. Белова «Бухтины вологодские»: «Хорошо жить, пока ты Кузька. Только станешь Кузьма Иванович – сразу и кидает в задумчивость. От этой задумчивости приходит затмение жизни. Тут уж опять без бухтины не проживешь. Бухтина душу без вина веселит, сердце примолаживает. Мозгам дает просветление и новый ход. С бухтиной и желудок лучше себя чувствует. Бухтинка иная и маленькая, да удаленькая…». В вологодских говорах бухтина означает ‘вымысел, нелепость’, есть даже фразеологизм бухтины гнуть ‘заниматься пустословием, говорить нелепости’. Сказовая форма дает возможность взглянуть на мир иначе, понять главное в человеке и жизни, посмеяться над самим собой, поддержать других веселой шуткой.

Писатели тонко чувствуют яркость и самобытность народной речи, из которой они черпают образность и вдохновение. Так, Б.В. Шергин в очерке «Двинская земля» пишет об одном поморском сказителе: «Я охоч был слушать Пафнутия Осиповича и складное, красовитое его слово нескладно потом пересказывал».

Диалектизмы и их разновидность в художественных произведениях русской литературы Тип: творческая работа Слова рогач и вилки (вилка) широко распространены в украинских говорах; литературным же
Диалектизмы и их разновидность в художественных произведениях русской литературы, Диалектные слова
Диалектизмы и их разновидность в художественных произведениях русской литературы

Диалектизмы и их разновидность в художественных произведениях русской литературы

Тип: творческая работа

Слова рогач и вилки (вилка) широко распространены в украинских говорах; литературным же в украинском языке является название рогач.

Для современного городского школьника совершенно загадочно звучат строки С.Есенина из стихотворения «В хате»:

Пахнет рыхлыми драчонами,

У порога в дежке квас,

Над печурками точеными

Тараканы лезут в паз.

Вьется сажа над заслонкою,

В печке нитки попелиц,

А на лавке за солонкою –

Шелуха сырых яиц.

Мать с ухватами не сладится,

Старый кот к махотке крадется

На парное молоко,

Квохчут куры беспокойные

Над оглоблями сохи,

На дворе обедню стройную

А в окне на сени скатые,

От пугливой шумоты,

Из углов щенки кудлатые

Заползают в хомуты.

С.А. Есенин, по свидетельству современников, очень любил читать это стихотворение в 1915–1916 гг. перед публикой. Литературовед В.Чернявский вспоминает: «…Ему пришлось разъяснять свой словарь, – вокруг были “иностранцы”, – и ни “паз”, ни “дежка”, ни “улогий”, ни “скатый” не были им понятны». Поэт – уроженец села Константиново Рязанской губернии – часто употреблял в произведениях свои, рязанские слова и формы, непонятные жителям города, тем, кто знаком только с литературным языком. Их-то Чернявский называет «иностранцами». К иностранцам относится большинство из нас. Поэтому поясним значения выделенных слов. Непонятными в тексте стихотворения выступают не только рязанские слова, т.е. непосредственно диалектизмы, но и такие выражения, которые характеризуют быт любой деревни (хомут, соха, печурка, заслонка).

Драчона (дрочёна) – так называется толстый блин, чаще из пшеничной муки, смазанный сверху яйцом, или же картофельные оладьи. Именно эти значения самые распространенные в деревнях Рязанской области. В других русских говорах приведенное слово может обозначать совсем иное кушанье.

Дежка – слово очень широко распространено в южном наречии. Эту деревянную кадку изготовляли бондари, в хозяйстве дежек было несколько, их использовали и для засолки огурцов, грибов, и для хранения воды, кваса, и для приготовления теста. Как видим, в этой дежке налит квас.

Слово печурка современная молодежь понимает как «маленькая печка». На самом же деле печурка – небольшая выемка в наружной или боковой стенке печи для сушки и хранения мелких предметов.

Попелица – образовано от диалектного слова попел – пепел.

Ухват – приспособление, при помощи которого вынимают горшки из печи (см. рисунок), представляет собой металлическую изогнутую пластину – рогатку, крепящуюся к ручке – длинной деревянной палке. Слово хотя и обозначает предмет крестьянского быта, но входит в литературный язык, а потому в словарях дается без пометы обл. (областное) или диал. (диалектное).

Махотка – глиняный горшок.

Низко, крадется – эти слова приведены с диалектным ударением.

Слова оглобли (элемент упряжи), как и соха (примитивное сельскохозяйственное орудие), входят в литературный язык, их мы найдем в любом толковом словаре. Просто они не на слуху, потому что обычно связаны со старой, ушедшей в прошлое деревней, традиционным крестьянским хозяйством. А о словах скатые (вероятно, покатые) и шумота (шум) сведений нет в диалектных словарях. И диалектологи без специальных исследований не могут сказать, есть ли в рязанских говорах такие слова или же они изобретения самого поэта, т.е. писательские окказионализмы.

Итак, диалектное слово, словосочетание, конструкция, включенные в художественное произведение для передачи местного колорита при описании деревенской жизни, для создания речевой характеристики персонажей, называется диалектизмом.

Диалектизмы воспринимаются нами как нечто, находящееся вне литературного языка, не соответствующее его нормам. Диалектизмы бывают разные в зависимости от того, какую черту они отражают. Местные слова, которые неизвестны литературному языку, называются лексическими диалектизмами. К ним относятся слова дежка, махотка, дрaчена, попелица. Если они приведены в словарях, то с пометой областное (обл.).

В нашем примере фигурирует слово печурка, которое в литературном языке обозначает небольшую печку, а в говоре имеет совсем другое значение. Это семантический (смысловой) диалектизм (от греч. semanticos – обозначающий). Слово известно литературному языку, но значение у него иное.

Разновидностью лексических диалектизмов являются этнографические диалектизмы. Они обозначают названия предметов, кушаний, одежды, свойственные только жителям определенной местности, – иными словами, это диалектное название местной вещи. «Бабы в клетчатых паневах швыряли щепками в недогадливых или слишком усердных собак», – пишет И.С. Тургенев. Панёва (понёва) – вид женской одежды типа юбки, характерный для крестьянок с юга России, носят ее и на Украине, и в Белоруссии. Панёвы в зависимости от местности различаются своим материалом и расцветкой. Вот еще один пример этнографизма из рассказа В.Г. Распутина «Уроки французского»: «Я еще раньше заметил, с каким любопытством поглядывает Лидия Михайловна на мою обутку. Из всего класса в чирках ходил только я». В сибирских говорах слово чирки означает кожаную легкую обувь, обычно без голенищ, с опушкой и завязками.

Еще раз обратим внимание на тот факт, что многие лексические и семантические диалектизмы можно найти в толковых словарях литературного языка с пометой обл. (областное). Почему же они включены в словари? Потому что нередко употребляются в художественной литературе, в газетах, журналах, в разговорной речи, если дело касается деревенских проблем.

Часто писателям важно показать не только то, что говорит герой, но и то, как он это говорит. С этой целью и вводятся в речь персонажей диалектные формы. Мимо них пройти невозможно. Например, И.А. Бунин – уроженец Орловщины, блестяще знавший говор родных мест, – пишет в рассказе «Сказки»: «Этот Ваня с печи, значит, слезая, малахай на себя надевая, кушачкём подпоясывается, кладе за пазуху краюшечкю и отправляется на этот самый караул». Кушачкём, краюшечкю – передают особенности произношения орловских крестьян.

Диалектизмы играют большую роль в произведениях русской литературы. Диалектизмы - это слова или сочетания слов, распространенные на ограниченной территории и используемые литературным языком, но не входящие в его систему.

В художественном произведении диалектная лексика прежде всего наполняет речь простых людей и используется ими в неофициальном обстановке, что обусловлено условиями устного общения, в которых собеседники из огромного количества слов выбирают наиболее известные, те, что чаще воспринимаются на слух. В речи людей могут отражаться фонетические, словообразовательные, грамматические особенности диалекта.

Павел Лукьянович Яковлев (1796 – 1835), родной брат лицейского друга А.С. Пушкина, чтобы показать своеобразие местных русских говоров, написал "элегию" на вятском наречии, содержание которой нужно "переводить" на русский язык, потому что в ней оказалось много непонятных диалектизмов. Судите сами, вот отрывок из "Вятской элегии" и ее литературный перевод:

«Все бахорили, что я детина окичной, важной. Где я, там всегда бывало сугатно. А теперь? Уж я не вертечой, как потка. О когда закрою шары свои и на меня посадят варежник…»

«Все говорили, что я - детина опрятный, молодец. Где я, там всегда многолюдно. А теперь? Уже я не резвлюсь, как птичка! . О когда, когда закрою глаза свои и меня посыплют можжевельником!»

Кто бы мог подумать, что такие знакомые слова, как шары, посадить, в вятском говоре имеют совсем иное значение?

Это, конечно, не значит, что на диалектные слова наложен строгий запрет. Нет! Художники слова искусно используют выразительные диалектизмы. Большого мастерства в этом достиг М. А. Шолохов в "Тихом Доне", "Поднятой целине", "Донских рассказах". По этим произведениям читатели узнали многие донские реалии. Вспомните шолоховские баз, гуторить, курень и другие.

Интерес писателей к диалектизмам диктуется стремлением правдиво отразить жизнь народа. Нам не кажутся неуместными диалектизмы в "Бежином луге" Тургенева: «Чего ты, лесное зелье, плачешь?» - о русалке; «Гаврила баил, что голосок, мол, у ней такой тоненький»; «Что намеднись у нас на Варнавицах приключилось…»; «Старостиха в подворотне застряла. свою же дворовую собаку так запужала, что та с цепи долой, да через плетень, да в пес». Местные слова в речи мальчиков, собравшихся у костра, не требуют "перевода".

А если писатель не был уверен в том, что его правильно поймут, он разъяснял диалектизмы: «Лужком пошел, знаешь, там, где он сугибелью выходит, там ведь есть бучило; знаешь, оно еще все камышом заросло. » А в данной фразе нужно внести некоторые разъяснения: "Сугибель - крутой поворот в овраге"; "Бучило - глубокая яма с весенней водой" - это примечания И. С. Тургенева.

В русской литературе XIX в. в использовании диалектизмов определились две традиции: «традиция И. Тургенева» и «традиция Л. Толстого». В соответствии с первой - диалектизмы в тексте надлежало обязательно пояснять (путем подбора синонимов, в сносках, в скобках и т.д.). Например, в «Охотничьих рассказах» И.С. Тургенева читаем: В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять… (и в сноске тут же дается примечание: «Площадями» называются в Орловской губернии большие сплошные массы кустов; орловское наречие отличается вообще множеством своебытных, иногда весьма метких, иногда довольно безобразных, слов и оборотов); Таких рассказов я, человек неопытный и в деревне не «живалый» (как у нас в Орле говорится), наслушался вдоволь; От него отказались, как от человека ни на какую работу не годного - «лядащего», как говорится у нас в Орле.

Согласно второй традиции, диалектизмы не пояснялись, на их значение указывал лишь контекст. Вот, к примеру, как обыгрывает в тексте диалектизмы Л.Н. Толстой:

А разве у тебя и изба плоха?

Того и ждем с бабой, что вот-вот раздавит кого- нибудь, - равнодушно сказал Чурис. - Намедни и то накатина с потолка мою бабу убила!

2.2 Диалектизмы и их виды в художественных произведениях.

Различают диалектизмы, зафиксированные в толковых словарях литературного языка с пометкой «областное», и внелитературные диалектизмы, известные только в говорах. Примеры диалектизмов, фиксированных в словарях литературного языка с пометой обл. (слово областное): поскотина - «пастбище, выгон, непосредственно прилегающий к деревне, со всех сторон огороженный изгородью»; бродни - «мягкие кожаные сапоги с длинными голенищами», бирюк - «волк». Эта помета часто сочетается с другими: батя, прост. и обл.- «отец»; батожьё, обл., устар. – «батоги» и др. Ср.: «Близ поскотины он хотел повернуть в кусты» (М. Перевозчиков); «Дружки-товарищи, уставшие за день, начинали в такт притоптывать броднями» (Н. Волокитин). Примеры внелитературных диалектизмов: вехотка - «мочалка, губка или другое приспособление для мытья в бане»; вышка - «чердак». Ср.: «Тетка сняла со стены вехотку и спросила у притихшего Сеньки: «Сам помоешься или с тобой пойтить?»» (М. Перевозчиков); «Вышка дома отличалась напряженной тишиной» (А. Щербаков).

Отбор диалектизмов в современном литературном языке всецело определялся художественными текстами, а не каким-либо научным принципом (показ диалектной лексики широкого распространения, противопоставленной лексики и т. п.). Из знакомства с народной речью через литературу человек «выносит уважение к идее народности…, он усмотрит русский народ в непосредственных проявлениях его духовной жизни» (А.А. Шахматов). В словарях литературного языка отражены также слова, имеющие территориальное ограничение в употреблении, но без пометы обл., и лексика, обозначающая старинные крестьянские реалии: карбАс и кАрбас - «грузовое гребное или небольшое парусное судно на Белом море и реках, в него впадающих»; чалдОн - «коренной русский житель Сибири», пимЫ - «в Сибири и на Урале валенки», сорОга - «широко распространённое название плотвы (север европейской части страны, Урал, Сибирь и другие районы)», а также клУня - «помещение для молотьбы и складывания снопов», кацавЕйка - «русская женская народная одежда, род распашной верхней кофты на вате, меху или на подкладке».

Внелитературные диалектизмы фиксируются в специальных словарях, обычно связанных с творчеством отдельных писателей.

Диалектизмы отличаются от своих соответствий в литературном языке. Они бывают:

1) грамматические (т. е. имеющие особенности, проявляющиеся в образовании форм частей речи, в переходе из одного грамматического рода в другой и т. п.): агница – «агнец, ягненок, жертвенное животное» («Он самолично отвел агницу на заклание дьяволу». А. Черкасов), встреть – «встретить» («Встрел, проводил – и пей за милую душу». В. Зикунов);

2) фонетические (отражающие особенности звуковой системы говора), например, оканье («Дамка! Дамка! – кликала она, Иди-ко, иди-ко, я те чо-то дам!». В. Астафьев);

3) лексико-фонетические (имеющие иную огласовку в отдельных словах: завтрикать, дра?зниться («Ребята, вставайте! Завтрикать ойда-те!». М. Корякина); «На овчинниковских заимках тоже сноповязки эти появились – убегал от них прочь, не дра?зниться чтобы. не зариться». С. Залыгин);

4) собственно лексические (местные названия предметов и явлений, имеющие синонимы в литературном языке: гасник – «пояс» («Худая, костистая, с тряпочками в посекшихся косицах, со старым гасником, свесившимся под белую рубаху, бабушка нетороплива». В. Астафьев); бражник – «гуляка, пьяница» («Верещага сразу узнал рыжего: это ж Артюшко Шелунин, первый матершинник и заводила бражников». А. Чмыхало);

5) семантические (общенародные слова с иным, чем в литературном языке, значением): гораздо - «очень» («Гораздо учился плут». А. Чмыхало); воротник – «стражник, стоящий у ворот» («Воротник Оверко Щербак следом заскрежетал железом, закрывая на пудовый замок Спасские ворота». А. Чмыхало);

6) словообразовательные, (отличающиеся от однокоренных синонимов литературного языка отдельными аффиксами): горбуха - «горбушка, кусок хлеба» («И собакам, что ворвались в магазин, тоже по горбухе подкинул». В. Бородин); городчанский – «городской» («Вертихвостка-то городчанская што удумала, а?». А. Черкасов);

7) фразеологические (устойчивые сочетания, встречающиеся только в говорах): нести барабу - «говорить чепуху» (В. Астафьев), надорвать болони - «очень смеяться» («Человек он потешный и рассказывает о приключениях, бывавших с ним, так уморительно, что болони надорвешь». В. Астафьев);

8) этнографические (слова, обозначающие особые, известные только в ограниченной региональной культуре предметы; слова, свидетельствующие о специфичности понятийного членения действительности носителями говора): драчёна, или драчона, – «тертый картофель, зажаренный с маслом» («Ели драчёну, жареных харюзов». В. Астафьев); лагун – лагуха – ла-гушек – лагушка – лагушок – «небольшой сосуд для хранения жидкости, маленький бочонок с отверстием в дне, затыкаемым «затычкой» («На санях в стройном порядке стояли… лагуны самогонки». П. Астров; «А ты слазь, там, в сусеке, лагуха с брагой припрятана». В. Астафьев, «Кинулся в чуланчик к лагушку, где с июля месяца бродила… черемуховая настойка». Н. Волокитин; «Посреди майдана стояла черная от грязи лагушка с самогоном». П. Петров; «Я тебе лагушок с дегтем на шею привяжу». К. Седых); помочь – «совместная работа соседей и родни, в конце которой подается угощенье» («В старом лагуне кисла брага, парилась на предмет помочи на покосе». В. Астафьев).

1.Обозначить место диалектизмов в современном русском литературном языке..

2. Проанализировать художественные произведения выбранных авторов с точки зрения использования в них диалектизмов.

4.Рассмотреть вопрос о том, как народная речь влияет на выразительность языка произведения.

Используя материалы данного сайта, вы можете повысить уровень своих знаний и с легкостью написать свои студенческие работы!

Напоминаем, что выдача документов других пользователей как свои собственные является плагиатом. Просим вас не делать этого никогда!