«Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно»

«Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно»

«Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно» (Дж. Актон).

В своем высказывании американский историк и политик Дж. Актон ставит вопрос о влиянии власти на поведение человека, обладающего ей. Это высказывание можно трактовать так: чем больше человека наделяют властью, тем чаще он начинает выходить за границы дозволенного и действовать лишь в своих интересах. Данная проблема не теряла своей актуальности на протяжение многих столетий и истории известны многие случаи, когда безграничная власть правителя приводила страну в разорение.

Так что же такое власть и для чего она существует? Власть - это возможность и способность влиять на поведение людей независимо от их на это желания. В любом государстве власть, прежде всего, направлена на поддержание порядка и контроля за соблюдением законов, но часто чем безграничней становится власть, тем сильнее она развращает человека и перестает быть гарантом справедливости, именно поэтому я полностью поддерживаю мнение Дж. Актона.

Правитель, наделенный большой властью перестает заботиться о благосостоянии всего народа и еще больше пытается усилить свое положение. Возьмем, к примеру, первого русского царя Ивана IV Грозного: стремясь к неограниченному самодержавию, он ввел в стане опричнину, которая заключалась в массовом терроре, насилии, устранении не только недовольного боярства, но и любой оппозиции. Так, по подозрению в измене были казнены многие невинные люди, что, в конечном счете, привело страну к кризису, разорению городов и к гибели огромного числа людей.

С последствиями безграничной власти в период правления И.В.Сталина столкнулась и моя семья. В во время раскулачивания семья моей бабушки была репрессирована, ее отец отправлен в ГУЛАГ, а шестеро детей были вынуждены жить в бараке с такими же репрессированными семьями. Политика Сталина была направлено на уравнивание слоев населения, однако число раскулаченных в годы его правления значительно превысила число реальных кулаков, что является явным нарушение прав и свобод человека.
Таким образом, можно прийти к выводу, что безграничная власть развращает людей и приносит не столько пользы, сколько разорения и падения уровня жизни населения. В современном обществе абсолютная власть уже не главенствует в большинстве стран, что делает их жителей более свободными и независимыми.

власть развращает абсолютно.

Джон Актон

Соблюдения государственных интересов,

предвидения перспективы развития

общества можно ожидать там,

где нет продажи должностей.

Кадры решают все. Выдвинув этот тезис, Иосиф Сталин определил главную для себя задачу - мобилизовать «человеческий ресурс» и утвердить в стране неограниченную личную власть. Такая установка имела определяющее значение в развитии общественных процессов того времени и в итоге - в построении государства в условиях тоталитарного режима. Абстрагируясь от сталинского содержания этого хрестоматийного лозунга, можно сказать, что он не потерял своей актуальности и сегодня.

«Самый человечный» изверг Сталинская кадровая политика не разрабатывалась с чистого листа. У величайшего тирана всех времен и народов был достойный предшественник - Владимир Ульянов по прозвищу Ленин.

Осуществив октябрьский переворот, большевики под руководством «вождя мирового пролетариата» пришли к власти. То, что с чем столкнулась после этого бывшая Российская империя, действительно потрясло мир.

Убийство последнего монарха России и его семьи, невиданный по масштабам красный террор, массовые казни, захват и расстрел заложников, жестокое подавление народных восстаний, в том числе с применением регулярных войск и химического оружия(!), голод как средство устрашения, массовое использование иностранных люмпенов для формирования карательных отрядов - все это ленинский арсенал борьбы за власть.

Ленин создает сеть концлагерей. Позже самым известным из них стал СЛОН - Соловецкий лагерь особого назначения. Но были еще и десятки других. Уже к 1920 году их насчитывалось около 90. Здесь применяют каторжный труд, пытки, в том числе и одну из самых распространенных - замораживанием, показательные расстрелы, намеренно отказывают заключенным в медицинской помощи. Здесь же, задолго до Освенцима, изобретают практику «промышленного использования убитых» - их личные вещи и окровавленная одежда используются для переработки или передаются, ради экономии средств, вновь прибывшим заключенным.

Не переставая претендовать на роль гуманиста, Владимир Ленин в одном из своих писем приказывает: «На… совещании провести секретное решение… о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок.

Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

По самым приблизительным подсчетам, только в 1922 году большевики физически уничтожили 8100 духовных лиц. Кроме того, тысячи людей были убиты лишь за то, что защищали свои храмы от разграбления и осквернения.

Фактически со стороны ленинского государства беспощадно велась борьба, в первую очередь, с Русской православной церковью. Массово уничтожались памятники русской культуры. Как правило, этим процессом руководили не сами русские, а представители иных национальностей, работавшие в ЧК или в партийном аппарате. По сути, по отношению к русскому народу и, прежде всего, к его элите, применялся геноцид.

Сам Ленин был глубоко антирусским и антиправославным человеком. Он и не считал себя русским по национальности, буквально с молоком матери (Марии Бланк) впитав ненависть к русской культуре и православию.

Что касается стремления Ленина любой ценой уничтожить «враждебные элементы», то оно долгие годы объяснялось советской пропагандой «объективной необходимостью». Мол, так Владимир Ильич обеспечивал «счастье народное». На самом деле к народу Ленин относился столь же беспощадно, как и к «реакционной буржуазии и реакционному духовенству». Заметим, далеко не случайно в своих работах Ленин практически никогда не прибегает к понятиям «народ» или «люди», заменяя их понятием «массы». Порыв революционных масс, инициатива масс, сознание масс - вот ленинские формулировки (в интерпретации некоторых нынешних украинских политиков люди называются «биомассой»). Проще говоря, «самый человечный человек» относился к народу, как к поголовью. Например, используя в политических целях угрозу голода, он писал: «Недалеко от Москвы, в губерниях, лежащих рядом: в Курской, Орловской, Тамбовской, мы имеем по расчетам осторожных специалистов еще теперь до 10 млн. пудов избытка хлеба… Нам надо не только сломить какое бы то ни было сопротивление. Нам надо заставить работать в новых организационных государственных рамках. Мы имеем средство для этого... Это средство - хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность… Потому что распределяя его (хлеб), мы будем господствовать над всеми областями труда».

В данном случае обратим внимание на основной вывод: для осуществления своих замыслов Ленин должен был иметь и соответствующие кадры. Именно поэтому он окружил себя подручными, готовыми на любые, самые страшные злодеяния.

Что касается неугодных и инакомыслящих, то Владимир Ильич с ними беспощадно расправлялся.

Довольно быстро Ленин успешно устранил, в том числе и физически, многих бывших соратников по революционной борьбе. В их число попали и представители тех партий, которые до октябрьского переворота были союзниками вождя в борьбе с монархией, и представители самой РСДРП, имевшие смелость (или несчастье) не согласиться с генеральной линией большевиков. В кадровом составе истинных ленинцев могли остаться только деятели, проливающие реки крови ради сохранения и укрепления своей власти. Для выполнения столь бесчеловечной миссии можно было привлечь только инородцев. Руководство партии и ЧК от самой верхушки до уезда состояло на 90 процентов из представителей неславянских национальностей и неправославных народов.

"Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно" (Лорд Дж. Актон)

Автор данного высказывания Лорд Джон Актон, политический деятель, философ и историк, рассуждает о влиянии власти на жизни и судьбы людей, о том, как она меняет человека и какие последствия могут наступить если наделить кого-либо абсолютной властью.

Давайте разберемся, что есть власть на самом деле. Вла ́ сть - это возможность и способность навязать свою волю , воздействовать на деятельность и поведение других людей, даже вопреки их сопротивлению.

Мне кажется, что Актон серьезно относился к проблеме развращения властью.

За свою жизнь он мог лицом к лицу столкнуться с этой проблемой, так как он был приближенным к королевскому двору и входил в состав высшего сословия, он видел все пагубное влияние власти на свое окружение, видел всю изнанку, видел, как она меняет людей.

Я согласна с великим философом и поддерживаю его точку зрения на данную проблему.

"Власть позволяет человеку влиять на судьбы людей. И чем больше власть тем более размыты границы дозволенного".

Окунемся в историю. Возьмем к примеру Адольфа Гитлера, человека, который раз почувствовав вкус власти не смог остановиться и возжелал власти большей, власти неограниченной и абсолютной.

Все мы помним, чем это обернулось, его разум развратило до такой степени, что он стал считать себя выше других, существом идеальным, и всевластным, жизни других людей были для него ничтожны, ему хотелось все больше и больше, и чем больше была его власть, тем ужаснее были его поступки.

На примере этой личности хорошо видно все пагубное влияние возможности вершить чужие судьбы на человека.

развращение политический деятель власть

Очень многие политические деятели не смогли выдержать "испытание властью" и это привело к ужасным последствиям, причем, чем абсолютнее власть сосредотачивалась в их руках тем более ужасные последствия несла из политика.

Таким образом, можно судить о том, что "власть" это серьезное испытание для личности, и чем слабее эта личность, тем сильнее развратит она ее. Суть человека такова, что нам всегда хочется больше и больше. И даже обладая каплей власти, мы хотим ее преумножить и показать всем вокруг, что она у нас есть, всеми возможными путями. И тем самым сами себя разлагаем.

«Всякая власть развращает; аб­со­лют­ная власть раз­враща­ет аб­со­лют­но», - писал в 1887 году бри­тан­ский ис­торик и поли­ти­чес­кий мысли­тель лорд Ак­тон. Устаре­ли ли эти слова в XXI веке? Ничуть. Аб­со­лют­ных монархий нет, но ав­торитарных режимов и диктатур предостаточно. Пусть, однако, таковых не станет; пусть государство вообще отомрет, как нам обещал это Уильям Годвин и анархисты, пусть не будет и семьи, - ничего в этой формуле не пошатнется. Властолюбие неискоренимо и всегда будет находить себе пищу. Перед нами универсальный закон.

Но эти слова - лишь эпиграф к Актону. Лейтмотивом Актона как мыслителя был вопрос о взаимоотношении политики и нравственности, а главной темой - история свободы. Из философов прошлого он выделил как своих противников Хрисиппа (280-206 д. н. э.) и Макьявелли (1469-1527). Первый, будучи основоположником предикативной логики, в этике отстаивал моральную автономию субъекта, утверждал, что «невозможно одновременно угодить и богам, и людям». Актон, верующий христианин, надеялся снять это противоречие. Позиция Макьявелли известна: государство, во имя стабильности, может и должно быть безнравственным; повседневная нравственность к политике неприложима. (Додуматься до этого мог только человек, своими глазами видевший ужасы безвластия и злоупотребления властью в средневековой Италии.)

Актон не верит Хрисиппу и Макьявелли. Как и его современник Владимир Соловьев, он убежден, что человечество совершенствуется, очеловечивается, выявляет в ходе истории божественный замысел (по Соловьеву, оно идет «от людоедства к братству»).

Через призму нравственности Актон воспринимает и свободу, которая (поскольку властолюбие неискоренимо) достигается только в борьбе, отвоевывается, а удерживается - в результате равновесия сил. На внешнеполитической арене залогом свобод стало крушение империй, ограничение их власти. Во внутренней политике свобода равнозначна надежно установленным и защищенным правам всевозможных меньшинств. Национализм вредит делу свободы, наоборот, смешение племен и конфессий в одном государстве ведет к свободе. Швейцария свободна потому, что в ней живут различные и недолюбливающие друг друга этнические группы; Великобритания и Австро-Венгрия своими свободами обязаны национальной и религиозной пестроте. Актон, тем самым, отвергает учение своего старшего современника Джона-Стюарта Милля, согласно которому для создания свободного общества необходимо, чтобы границы государства совпадали с границами расселения этнически однородного племени. Такое положение чревато застоем, в то время как живо только то, что борется, развивается, стремится - пребывает (по Фарадею; эти слова Актон цитирует) в «переходном состоянии». «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой» - Дальберг-Актон перевел бы эти слова Гёте точнее, немецкий был для него родным языком, но смысл их и в подлиннике, и в этом переводе отвечает главной мысли Актона: свобода созидается из века в век, изо дня в день, а национальная пестрота, жизнь общинами - двигатель свободы.

В этом Актон опередил свое время и предсказал наше. Социологи и этнографы все настойчивее рисуют общество будущего как двухъярусное: состоящее из общин со своими верованиями, ценностями и наречиями - под общей крышей одного государства с общим для всех законодательством и языком. В самых передовых странах это будущее на глазах становится настоящим.

Говоря о древних, Актон напоминает нам, что абсолютная демократия - явление на деле еще более страшное, чем абсолютная монархия. Меньшинство легко счесть неправым уже потому, что оно - меньшинство. От большинства, от подавляющего большинства - укрыться некуда. Воля этого большинства, если она не сдержана представлением о высшей правде (конституцией, совестью, Богом), может быть и преступна, и самоубийственна. Афинская демократия времен первого морского союза была прямым отрицанием свободы - недаром все мыслители древности проклинают ее с таким поразительным единодушием. Именно она на многие столетия отвратила человечество от республиканского строя; именно из-за нее, по прихоти убившей Сократа и вообще бесчинствовавшей, в средние века демократия казалась символом произвола и беззакония.

Джон-Эмерик-Эдвард Дальберг, первый барон Актон [написание этой фамилии как Эктон кажется нам пошлым, неверным и семантически, и фонетически] , родился в 1834 году в Италии, в Неаполитанском королевстве, где его дед по отцу, английский баронет, был сперва флотоводцем, а затем всевластным и жестоким премьер-министром. Мать будущего историка происходила из старинной немецкой аристократической семьи, родоначальником которой, согласно легенде, был - странно вымолвить - кто-то из родни Иисуса Христа. Учился Джон Актон сперва в Англии, затем в Германии; путешествовал по Европе и США, а вернувшись в Англию, попробовал себя в политике: был избран в палату общин, где, говорят, не проронил ни слова. Почему он молчал? «Я не согласен ни с кем - и никто не согласится со мною», - вот его ответ. Но влияние на политику он все же имел - через вождя викторианских вигов, премьер-министра Уильяма Гладстона, прислушивавшегося к его советам.

Как и все в его семье, Актон был верующим католиком. В годы стагнации католицизма, когда Герцен предсказывал, что сутану вскоре можно будет увидеть лишь в музее, Актон выступил поборником либерализации институтов Ватикана, чем навлек на себя гнев папы Пия IX .

Приглашенный на коронацию Александра II , Актон побывал в России, откуда, среди прочих наблюдений, вывез такое: «Коррупция в официальных кругах, которая разрушила бы республику, в страдающей от абсолютизма России предстает как благостная отдушина». Какая перекличка с современностью! Петровской, петербургской России, в которую заглянул Актон, нет и в помине, ее корова языком слизала. Вместо нее явился Советский Союз, где жить было нельзя без блата… и многие не смогли, эмигрировали просто потому, что не принимали общества, построенного на коррупции. [Статья написана в 1992 году, когда на смену Советскому Союзу еще не пришла Путляндия с ее трагикомическим размахом коррупции.]

Общий строй мыслей в тогдашней России Актон нашел незрелым; заключил, что свобода в этой стране - дело неблизкого будущего. Актон недоумевает по поводу странной особенности русского общества: в нем господствовала вера в то, что русское правительство меньше вторгается в церковные дела, чем правительства многих западных протестантских. Вполне понятно, кáк оценил Актон самодержавие. Приобрело известность его высказывание о том, что он предпочел бы судьбу швейцарца, лишенного малейшего влияния за пределами своего скромного кантона, - судьбе гражданина великолепной империи со всеми ее европейскими и азиатскими владениями, - ибо первый, в отличие от второго, свободен. Неизвестно, знал ли он о Герцене, рассуждавшем и поступившем именно так.

Историей Актон увлёкся еще в юности и не переставал заниматься ею всю жизнь. Он беспрерывно читал и работал в архивах, а писал мало. Уже совсем немолодым человеком он сделался профессором новой истории в Кембридже - при том, что за всю свою жизнь не издал ни одной книги. С ученым-историком в нем всегда уживались (и боролись) моралист, публицист и проповедник. Актон выработал особую форму исторического труда: лекцию-эссе. Из таких текстов его ученики и последователи составили в начале XX века несколько книг, изданных посмертно. Это скромное наследие, которое и литературным-то можно назвать с оговоркой, разом поставило Актона в один ряд с учеными, оставившими многие тома своих сочинений.

Лекции Актона несут в себе колоссальный заряд энергии и вдохновения. Он был сторонником школы Леопольда фон Ранке (1795-1886): стоял за полное беспристрастие в истории. В историческом тексте историк должен отсутствовать. Следуя этим путем, мы, в конце концов, сможем достичь того состояния непредвзятости, при которой представители двух во всем противоположных точек зрения, образования и культурных основ полностью сойдутся в своем суждении об исторической личности: христианин и язычник в одних и тех же словах опишут вам Юлиана, католик и протестант - Лютера, патриот французский и патриот немецкий - Наполеона. На деле Актон понимал недостижимость этого идеала. Живое пристрастно. Самое беспристрастие чаще всего заявляет о себе как страсть. Но идеал - потому-то и идеал, что высокие души влекутся к нему, помня о его неосуществимости.

Сознавая, что страсть соприродна творчеству, Актон нашел для нее своеобразный выход. Инструментом постижения истории становится у него стиль изложения: несколько тяжеловесное, по временам и напыщенное, но возвышающее над обыденностью красноречие, построенное на густой игре ассоциаций и многозначительных, красноречивых пропусках семантических связок. Эссе Актона напоминают стихи Осипа Мандельштама, где эпитет обшаривает мрак подобно лучу прожектора. Историю (как и человеческую душу) нельзя пересказать полностью. Любой эпизод при желании можно развернуть в эпопею, но тогда утрачивается целое. Поэтому текст должен быть сгустком, слитком - без пустот и каверн. Очерки Актона организованы так, что постоянно будоражат читателя, побуждают его к деятельности, к спору с автором - и к работе с первоисточниками. Это своего рода исторический импрессионизм, дающий чувству не меньше пищи, чем мысли.

Лорд Актон

ОЧЕРКИ СТАНОВЛЕНИЯ СВОБОДЫ
в переводе Юрия Колкера

Overseas Publications International Ltd, London, 1992.

Юрий Колкер

УСАМА ВЕЛИМИРОВИЧ И ДРУГИЕ ФЕЛЬЕТОНЫ

ТИРЕКС, Петербург, 2006.

Статья была приложена к первому русскому изданию Актона, книге Очерки становления свободы , вышедшей в Лондоне в 1992 году в моем переводе, в издательстве Overseas Publications International Ltd. и затем перепечатана петербургским журналом Всемирное слово (№7, 1994).

Взяться за перевод Актона мне предложила Нина Карсов (sic!), главный редактор издательства, польская правозащитница, бывшая политзаключенная. На дворе стояло время больших ожиданий, но уже в ту пору Нина сказала: «В России ничего не изменилось» - и осталась в одиночестве: никто ей не поверил; стыжусь: не поверил и я…

Книга готовилась в спешке, в очень трудных условиях и полна мелких огрехов, но и в таком виде не прошла незамеченной. Сейчас, спустя 17 лет, помещаю ее на мой сайт с исправлениями и примечаниями, которые тогда сделать не удалось.

«Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно» – «Power corrupts; absolute power corrupts absolutely».
Так обычно цитируется это изречение, хотя у его автора, лорда Актона, оно выглядело несколько иначе: «Power tends to corrupt…» – «Власть имеет свойство (букв. тенденцию) развращать…».

Джон Актон (1834–1902) – британский политик либерал и видный историк. Еще он известен тем, что, будучи католиком, выступал против учения о папской непогрешимости. Его знаменитая цитата содержалась в письме от 3 апреля 1887 года, опубликованном в 1904 году.
Адресат письма, Манделл Крейтон, англиканский священник и профессор Кембриджского университета, опубликовал ряд трудов о елизаветинской Англии и истории папства. Позднее он был рукоположен в епископы, и лишь преждевременная смерть помешала ему стать архиепископом Кентерберийским.

В письме к коллеге историку Актон ставит проблему моральной оценки исторических деятелей:
“Я не могу принять ваш взгляд, что пап и королей следует оценивать иначе, чем прочих людей (…). Власть имеет свойство развращать, а абсолютная власть развращает абсолютно. Великие люди почти всегда дурные люди, даже если они используют только свое влияние, а не власть; и уж тем более, если учесть, что причастность к власти обычно или даже всегда развращает (the tendency or the certainty of corruption by authority). Поэтому нет горшей ереси, чем утверждение, будто высокое положение освящает тех, кто его занимает. (…) Самые великие имена повинны в самых больших преступлениях.”

Если бы Актон упомянул здесь Наполеона, можно было бы решить, что он только что прочел IV том «Войны и мира», перевод которого вышел в Англии годом ранее. Именно здесь содержится хрестоматийное рассуждение Толстого о величии:
“…Когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного.”
А 26 июня 1899 года Толстой записывает в своем дневнике: «…Власть имеющие развратились, потому что имеют власть…»

Первая часть высказывания Актона, в сущности, представляла собой цитату из речи знаменитого политика Уильяма Питта старшего. Выступая в Палате лордов 9 января 1770 года, он заявил:
– Власть имеет свойство развращать умы тех, кто ею обладает.
Эта мысль, разумеется, не нова. Уже Плутарх писал:

[Сулла] по справедливости навлек на великую власть обвинение в том, что она не дает человеку сохранить свой прежний нрав, но делает его непостоянным, высокомерным и бесчеловечным.
(«Сулла», 30; перевод В. Смирина)

Изречение Актона породило множество вариаций; вот некоторые из них:

Если власть развращает, то поэзия очищает. (Джон Кеннеди, речь 26 октября 1963 г. в Амхерсте, штат Массачусетс.)

Всякая власть великолепна, а абсолютная власть абсолютно великолепна. (Приписывается английскому критику Кеннету Тайнану.)

Если абсолютная власть развращает абсолютно, то как же быть с Господом Богом? (Ок. 1991 г.; автор неизвестен.)

Абсолютная секретность развращает абсолютно. (Генеральный инспектор ЦРУ Фред Хиц, интервью в «Нью Йорк таймс» от 30 июля 1995 г.)

Любовь развращает; безграничная любовь развращает безгранично. (Автор неизвестен.)