Учение платона о государстве и законах. Учение платона об идеальном государстве Учение Платона о государстве

[Идея (эйдос) блага]

Конечно, твое замечание ценно. Но что такое это важнейшее знание и о чем оно, как ты считаешь? Или, ты думаешь, тебя отпустят, не задав этого вопроса?

На это я не слишком рассчитываю - пожалуйста, задавай вопросы и ты. Во всяком случае ты уже нередко об этом слышал, а сейчас ты либо не соображаешь, 505либо умышленно хочешь снова мне наделать хлопот своим вмешательством; последнее, думаю я, вероятнее. Ты часто уже слышал: идея блага 18 - вот, это самое важное знание; ею обусловлена пригодность и полезность справедливости и всего остального. Ты и сейчас почти наверное знал, что я именно так скажу и вдобавок, что идею эту мы недостаточно знаем. А коль скоро не знаем, то без нее, даже если у нас будет наибольшее количество сведений обо всем остальном, уверяю тебя, ничто не послужит нам на пользу: это вроде того как приобрести себе какую-нибудь вещь, не думая о благе, которое она принесет. Или, ты думаешь, главное дело в том, чтобы приобрести побольше имущества, не думая о том, хорошее ли оно? Может быть, надо понимать все что угодно, а о прекрасном и благом вовсе не помышлять?

Клянусь Зевсом, я этого не думаю.

Но ведь ты знаешь, что, по мнению большинства, благо состоит в удовольствии, а для людей более тонких - в понимании? 19

Конечно.

И знаешь, мой Друг, те, кто держится этого взгляда, не в состоянии указать, что представляет собой это понимание, но в конце концов бывают вынуждены сказать, будто оно есть понимание того, что хорошо.

Это просто смешно.

Еще бы не смешно, если, упрекая нас в неведении блага, она затем говорят с нами как с ведающими это, называя благом понимание того, что хорошо: как будто нам станет понятно, что они говорят, если они будут часто произносить слово "благо".

Сущая правда.

Что же? Те, кто определяет благо как удовольствие, меньше ли исполнены заблуждений? Разве им не приходится признать, что бывают дурные удовольствия?

И даже очень дурные.

Выходит, думаю я, что они признают, будто благо и зло - одно и то же 20 . Разве нет?

Именно так.

Следовательно, ясно, что во всем этом очень много спорного.

Конечно.

Далее. Разве не ясно и это: в качестве справедливого и прекрасного многие выбрали бы то, что кажется им таким, хотя бы оно и не было им на самом деле, и соответственно действовали бы, приобретали и выражали бы свои мнения; что же касается блага, здесь никто не довольствуется обладанием мнимого, но все ищут подлинного блага, а мнимым всякий пренебрегает.

Безусловно.

К благу стремится любая душа и ради него все совершает; она предчувствует, что есть нечто такое, но ей трудно и не хватает сил понять, в чем же оно состоит. Она не может на это уверенно опереться, как на все остальное, вот почему она терпит неудачу и в том остальном, что могло бы быть ей на пользу. 506Неужели мы скажем, что и те лучшие в государстве люди, которым мы готовы все вверить, тоже должны быть в таком помрачении относительно этого важного предмета?

Ни в коем случае.

Я думаю, что справедливость и красота, если неизвестно, в каком отношении они суть благо, не найдут для себя достойного стража в лице человека, которому это неведомо. Да, я предвижу, что без этого никто и не может их познать.

Ты верно предвидишь.

Между тем государственный строй будет у нас в совершенном порядке только в том случае, если его будет блюсти страж, в этом сведущий.

Это необходимо. Но ты-то сам, Сократ, считаешь благо знанием или удовольствием? Или чем-то иным, третьим?

Ну что ты за человек! Мне хорошо известно, да и ты прежде явно показывал, что тебя не могут удовлетворить обычные мнения об этих вещах.

Мне кажется, Сократ, неправильным, когда чужие взгляды умеют излагать, а свои собственные - нет, несмотря на долгие занятия в этой области.

Как так? По-твоему, человек вправе говорить о том, чего он не знает, выдавая себя за знающего?

Вовсе не за знающего, но пусть он изложит, что он думает, именно как свои соображения.

Как? Разве ты не замечал, что все мнения, не основанные на знании 21 , никуда не годятся? Даже лучшие из них и те слепы. Если у людей бывают какие-то верные мнения, не основанные на понимании, то чем они, по-твоему, отличаются от слепых, которые правильно идут по дороге?

Ты предпочитаешь наблюдать безобразное, туманное и неясное, хотя есть возможность узнать от других, что и ясно и красиво?

Ради Зевса, Сократ, - воскликнул Главкон, - не отстраняйся, словно ты уже закончил рассуждение. С нас будет достаточно, если ты разберешь вопрос о благе так, как ты рассматривал справедливость, рассудительность и все остальное.

Мне же, дорогой мой, этого тем более будет достаточно. Как бы мне только не сплоховать, а то своим нелепым усердием я вызову смех. Но, мои милые, что такое благо само по себе, это мы пока оставим в стороне, потому что, мне кажется, оно выше тех моих мнений, которых можно было достигнуть при нынешнем нашем размахе. А вот о том, что рождается от блага и чрезвычайно на него походит, я охотно поговорил бы, если вам угодно, а если нет, тогда оставим и это.

Пожалуйста, говори, а о его родителе 22 ты нам расскажешь в дальнейшем.

Хотелось бы мне быть в состоянии отдать вам 507целиком этот мой долг, а не только проценты, как теперь. Но взыщите пока хоть проценты, то есть то, что рождается от самого блага. Однако берегитесь, как бы я нечаянно не провел вас, представив неверный счет.

Мы остережемся по мере сия. Но ты продолжай.

Все же только заручившись вашим согласием и напомнив вам о том, что мы с вами уже говорили, раньше да и вообще нередко упоминали.

А именно?

Мы считаем, что есть много красивых вещей, много благ и так далее, и мы разграничиваем их с помощью определения.

Да, мы так считаем.

А также, что есть прекрасное само по себе, благо само по себе и так далее в отношении всех вещей, хотя мы и признаем, что их много. А что такое каждая вещь, мы уже обозначаем соответственно единой идее, одной для каждой вещи.

Да, это так.

И мы говорим, что те вещи можно видеть, но не мыслить, идеи же, напротив, можно мыслить, но не видеть.

Конечно.

Посредством чего в нас видим мы то, что мы видим?

Посредством зрения.

И не правда ли, посредством слуха мы слышим все то, что можно слышать, а посредством остальных чувств мы ощущаем все, что поддается ощущению?

Ну и что же?

Обращал ли ты внимание, до какой степени драгоценна эта способность видеть и восприниматься зрением, созданная в наших ощущениях демиургом?

Нет, не особенно.

А ты взгляни на это вот как: чтобы слуху слышать, а звуку звучать, требуется ли еще нечто третье, д так, что когда оно отсутствует, ничто не слышится и не звучит?

Ничего третьего тут не нужно.

Я думаю, что и для многих остальных ощущений - но не для всех - не требуется ничего подобного. Или ты можешь что-нибудь возразить?

Нет, не могу.

А разве ты не замечал, что это требуется для зрения и для всего того, что можно видеть?

Что ты говоришь?

Какими бы зоркими и восприимчивыми к цвету ни были у человека глаза, ты ведь знаешь, он ничего не увидит и не различит, если попытается пользоваться своим зрением без наличия чего-то третьего, специально для этого псвоим зрением без наличия чего-то третьего, специально для этого предназначенного.

Что же это, по-твоему, такое?

То, что ты называешь светом.

Ты прав.

Значит, немаловажным началом связуются друг с другом зрительное ощущение и возможность зрительно восприниматься; 508их связь ценнее всякой другой, потому что свет драгоценен.

Еще бы ему не быть!

Кого же из небесных богов можешь ты признать владычествующим над ним и чей это свет позволяет нашему зрению всего лучше видеть, а предметам- восприниматься зрением?

Того же бога, что и ты, и все остальные. Ведь ясно, что ты спрашиваешь о Солнце.

А не находится ли зрение по своей природе вот в каком отношении к этому богу...

В каком?

Зрение ни само по себе, ни в том, в чем оно, возникает, - мы называем это глазом - не есть Солнце.

Конечно, нет.

Однако из орудий наших ощущений оно самое солнцеобразное.

Да, самое.

И та способность, которой обладает зрение, уделена ему Солнцем, как некое истечение.

Конечно.

Значит, и Солнце не есть зрение. Хотя оно - причина зрения, но само зрение его видит.

Да, это так.

Вот и считай, что я утверждаю это и о том, что порождается благом, - ведь благо произвело его подобным самому себе: чем будет благо в умопостигаемой области по отношению к уму и умопостигаемому, тем в области зримого будет Солнце по отношению к зрению и зрительно постигаемым вещам.

Как это? Разбери мне подробнее.

Ты знаешь, когда напрягаются, чтобы разглядеть предметы, озаренные сумеречным сиянием ночи, а не те, цвет которых предстает в свете дня, зрение притупляется, и человека можно принять чуть ли не за слепого, как будто его глаза не в порядке.

Действительно, это так.

Между тем те же самые глаза отчетливо видят предметы, освещенные Солнцем: это показывает, что зрение в порядке.

И что же?

Считай, что так бывает и с душой: всякий раз, когда она устремляется туда, где сияют истина и бытие, она воспринимает их и познает, а это показывает ее разумность. Когда же она уклоняется в область смешения с мраком, возникновения и уничтожения, она тупеет, становится подверженной мнениям, меняет их так и этак, и кажется, что она лишилась ума.

Похоже на это.

Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага - причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно и то и другое - познание и истина, но если идею блага ты будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь прав. Как правильно было считать свет и зрение 509солнцеобразными, но признать их Солнцем было бы неправильно, так и здесь: правильно считать познание и истину имеющими образ блага, но признать которое-либо из них самим благом было бы неправильно: благо по его свойствам надо ценить еще больше.

Каким же ты считаешь его несказанно прекрасным, если по твоим словам, от него зависят и познание, и истина, само же оно превосходит их своей красотой! Но конечно, ты понимаешь под этим не удовольствие?

Не кощунствуй! Лучше вот как рассматривай его образ...

Солнце дает всему, что мы видим, не только возможность быть видимым, но и рождение, рост, а также питание, хотя само оно не есть становление.

Как же иначе?

Считай, что и познаваемые вещи могут познаваться лишь благодаря благу; оно же дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно - за пределами существования, превышая его достоинством и силой.

Тут Главкон очень забавно воскликнул:

Аполлон! Как удивительно высоко мы взобрались!

Ты сам виноват, - сказал я, - ты заставляешь меня излагать мое мнение о благе. - И ты ни в коем случае не бросай этого; не говоря уж о другом, разбери снова это сходство с Солнцем - не пропустил ли ты чего.

Ну, там у меня многое пропущено.

Не оставляй в стороне даже мелочей!

Думаю, их слишком много; впрочем, насколько это сейчас возможно, постараюсь ничего не пропустить.

Непременно постарайся.

[Мир умопостигаемый и мир видимый]

Так вот, считай, что есть двое владык, как мы и говорили: один -надо всеми родами и областями умопостигаемого, другой, напротив, надо всем зримым - не хочу называть это небом, чтобы тебе не казалось, будто я как-то мудрю со словами. Усвоил ты эти два вида, зримый и умопостигаемый?

Для сравнения возьми линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый такой отрезок, то есть область зримого и область умопостигаемого, раздели опять таким же путем, причем область зримого ты разделишь по признаку большей или меньшей отчетливости. Тогда один из получившихся там отрезков будет содержать образы. Я называю так прежде всего 510тени, затем отражения в воде и в плотных, гладких и глянцевитых предметах - одним словом, все подобное этому.

Понимаю.

В другой раздел, сходный с этим, ты поместишь находящиеся вокруг нас живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется.

Так я это и размещу.

И разве не согласишься ты признать такое разделение в отношении подлинности и неподлинности: как то, что мы мним, относится к тому, что мы действительно знаем, так подобное относится к уподобляемому.

Я с этим вполне согласен.

Рассмотри в свою очередь и разделение области умопостигаемого - по какому признаку надо будет ее делить.

По какому же?

[Беспредпосылочное начало. Разделы умопостигаемого и видимого.]

Один раздел умопостигаемого душа вынуждена искать на основании предпосылок, пользуясь образами из получившихся у нас тогда отрезков и устремляясь поэтому не к началу, а к завершению. Между тем другой раздел душа отыскивает, восходя от предпосылки к началу, такой предпосылки не имеющему. Без образов, какие были в первом случае, но при помощи самих идей пролагает она себе путь 23 .

То, что ты говоришь, я недостаточно понял.

Тебе легче будет понять, если сперва я скажу вот что: ся думаю, ты знаешь, что те, кто занимается геометрией, счетом и тому подобным, предполагают в любом своем исследовании, будто им известно, что такое чет и нечет, фигуры, три вида углов и прочее в том же роде. Это они принимают за исходные положения и не считают нужным отдавать в них отчет ни себе, ни другим, словно это всякому и без того ясно. Исходя из этих положений, они разбирают уже все остальное и последовательно доводят до конца то, что было предметом их рассмотрения.

Это-то я очень хорошо знаю.

Но ведь когда они вдобавок пользуются чертежами и делают отсюда выводы, их мысль обращена но на чертеж, а на те фигуры, подобием которых он служит. Выводы свои они делают только для четырехугольника самого по себе и его диагонали, а не для той диагонали, которую они начертили. Так и во всем остальном. То же самое относится к произведениям ваяния и живописи: от них может падать тень, и возможны их отражения в воде, но сами они служат лишь образным выражением того, что можно видеть не иначе как мысленным взором.

511- Ты прав.

Вот об этом виде умопостигаемого я тогда и говорил: душа в своем стремлении к нему бывает вынуждена пользоваться предпосылками и потому не восходит к его началу, так как она не в состоянии выйти за пределы предполагаемого и пользуется лишь образными подобиями, выраженными в низших вещах, особенно в тех, в которых она находит и почитает более отчетливое их выражение.

Я понимаю: ты говоришь о том, что изучают при помощи геометрии и родственных ей приемов.

Пойми также, что вторым разделом умопостигаемого я называю то, чего наш разум достигает с помощью диалектической способности. Свои предположения он не выдает за нечто изначальное, напротив, они для него только предположения, как таковые, то есть некие подступы и устремления к началу всего, которое уже не предположительно. Достигнув его и придерживаясь всего, с чем оно связано, он приходит затем к заключению, вовсе не пользуясь ничем чувственным, но лишь самими идеями в их взаимном отношении, и его выводы относятся только к ним.

Я понимаю, хотя и не в достаточной степени:

мне кажется, ты говоришь о сложных вещах. Однако ты хочешь установить, что бытие и все умопостигаемое при помощи диалектики можно созерцать яснее, чем то, что рассматривается с помощью только так называемых наук, которые исходят из предположений. Правда, и такие исследователи бывают вынуждены созерцать область умопостигаемого при помощи рассудка, а не посредством ощущений, но поскольку они рассматривают ее на основании своих предположений, не восходя к первоначалу, то, по-твоему, они и не могут постигнуть ее умом, хотя она вполне умопостигаема, если постичь ее первоначало. Рассудком же ты называешь, по-моему, ту способность, которая встречается у занимающихся геометрией и им подобных. Однако это еще не ум, так как рассудок 24 занимает промежуточное положение между мнением и умом.

Ты выказал полнейшее понимание. С указаннными четырьмя отрезками соотнеси мне те четыре состояния, что возникают в душе: на высшей ступени - разум, на второй - рассудок, третье место удели вере, а последнее - уподоблению 25 , и расположи их соответственно, считая, что насколько то или иное состояние причастно истине, столько же в нем и достоверности.

Понимаю. Я согласен и расположу их так, как ты говоришь.

[В начало]

1 В греч. подлиннике стоит слово aneleytheria: "несвободный". "недостойный свободного человека" образ действия; схолиаст объясняет это слово как "низменное отношение к деньгам", противопоставляя его щедрости и широте души (megaloprepeia). Этим последним термином Платон обозначает великодушие или выдающуюся натуру (см. ниже, 487а), т. e. нравственную щедрость человека, а не только щедрость в отношении денег. См. также т. 1, прим. 8 к диалогу "Менон".

2 О значении соразмерности и меры у Платона см. выше, прим. 41 к диалогу "Филеб".

3 Mом - бог злоязычия и насмешки, сын Ночи (см. Гесиод . Теогония, 214). У Лукиана Мом критикует все, что создали Афина, Посейдон и Гефест ("Гермотим", 20 ).

4 Козлоподобный олень , или "трагелаф", - фантастическое составное существо. У Аристофана ("Лягушки", 937) трагелаф наряду с "конепетухом" символизирует высокопарность и сложность эсхиловской трагедии.

5 Мандрагора - растение с корнем в виде человеческой фигурки, известное своим снотворным действием.

6 Этот эпитет применили к Сократу его обвинители. Ср. т. 1, "Апология Сократа", 18b-с и 19b-с, а также прим. 8 и 11.

7 Аристотель приписал поэту Симониду Кеосскому слова, чти "мудрецы постоянно торчат у дверей богатых" (см. Rhet. II Id, 1391а 8-12). Однако схолиаст к данному месту приводит разговор Сократа с неким Евбулом, которому Сократ остроумно возразил, что мудрецы у дверей богатых знают, что им нужно из того, что раздают богачи, а эти последние не знают, что они получат от мудрецов. Близкий к этому рассказ о беседе философа киренаика Аристиппа и тирана Дионисия Сиракузского находим у Диогена Лаэртского (II 8, 69).

8 Отзвук этой поговорки мы встречаем в "Пире" (176с): "Сократ не в счет".

9 Божественный удел , по Платону, даруется людям независимо от воспитания. В "Меноне", например, говорится о том, что государственные люди не научаются добродетели (94b-e), но мудры "от бога" (99b-d).

10 Схолиаст к данному месту Платона поясняет эту пословицу рассказом о Диомеде и Одиссее, похитивших палладий Афины в Трое.

11 О разнице между истинной философией и софистикой см. т. 1, прим. 32 к диалогу "Горгий". Вопросу определения софиста посвящен Платоном диалог "Софист" (см. т. 2).

12 Феаг упоминается в "Апологии Сократа" (33е) среди учеников Сократа. См. т. 1, прим. 38 к "Апологии Сократа". Этому лицу посвящен у Платона диалог "Феаг".

13 О божественном знамении , или о гении Сократа, см. т. 1, прим. 29а и 33 к "Апологии Сократа".

14 Об этой пословице см. выше, прим. 15 к кн. IV.

15 У Гераклита "не только ежедневно новое солнце, но солнце постоянно, непрерывно обновляется" (В6 D).

16 Гомеровское обычное наименование героев: "божественный", "подобный богу", "равный богу" идет от мифологического представления о причастности героев богам, от которых они некогда все произошли; кроме того, здесь наличествует поэтическое понимание "божественного" как наилучшего, прекрасного.

17 См. кн. IV 439с-d.

18 Об идее блага, воплощенной в творце мира - демиурге - см. "Тимей", 29а. Ср. "Государство", VI 507с, 510а - 511d. Единое "Парменида" есть также не что иное, как высшее благо. Учение Платона о благе было настолько известно в античности, что вошло даже в поговорку. Диоген Лаэртский приводит слова из комедии Амфиса: "А что касается блага, какое оно... то я знаю о нем не больше, чем я знаю о благе Платона" (фр. 6 Kock).

19 О разных пониманиях блага см. в "Филебе" (11b), где для одних оно - "радость, наслаждение, удовольствие", а для других - "разумение, мышление, память и то, что сродно с ними: правильное мнение и истинные суждения". По Аристотелю, "люди образуют понятия блага и блаженства сообразно с жизнью, которую они ведут", причем "толпа" видит благо в наслаждении (Eth. Nic. I 3, 1095e 14-16).

20 В "Филебе" Сократ говорит Протарху, что нельзя верить учению, которое все противоположности приводит к единству (13е-14а); он имеет здесь в виду обычную софистическую игру словами.

21 О знании и мнении см. т. 1, прим. 44 к диалогу "Менон". Весь диалог "Теэтет" посвящен критике сенсуализма как источника ложных мнений.

22 Родитель : здесь-то высшее благо , которое в "Тимее" именуется демиургом (ср. выше, прим. 18).

23 Все предшествующие рассуждения, начиная с 508а, подводят собеседников Сократа к мысли об идее высшего блага, которое ни от чего не зависит, само себя определяет, находясь за пределами бытия (epeceina tês ousias-509b), и является не чем иным, как тем беспредпосылочным началом (archê anypothetos - 510b), которое символически можно выразить в образе Солнца (509а), всё одаряющего, дающего человеку возможность видения мира, но вместе с тем ослепительно недоступного.

Идея Солнца как высшего блага была чрезвычайно симптоматична для кануна эллинизма, каковым явилось время написания "Государства". Поздняя античность видела в Солнце объединяющую и организующую весь мир силу в противовес архаической матери-Земле и раннеклассическим четырем элементам (вода, воздух, земля, огонь) натурфилософов.

Такую первостепенную роль Солнце получило не сразу. В традиционной генеалогии Гесиода Гея и Уран рождают, среди других своих детей, титанов Гипериона и Фейю (Theog. 132-135), которые, "сочетавшись в любви", в свою очередь рождают Солпце-Гелиоса, Селену-Луну и Эос-Зарю (371-374). У Гомера Гелиос имеет свой остров Тринакию, где пасутся тучные стада быков и овец (Od. XII 380 ел.).

Мифологический Гелиос у досократиков отождествлялся с Зевсом (Ферекид А 9), Гефестом, Аполлоном и огнем (Феаген, 2), прямо именуясь у орфиков Гелиосом-Огнем (1 В 21). Он-"владыка" у Эмпедокла (31 В 47) и "отец растений" у Анаксагора (59 А 117), хотя тот же Анаксагор видит в Солнце только "огненную массу" (А 1), а Гераклит говорит: "Солнце не преступит положенной ему меры" (22В94). Скромное место Солнца, хотя оно и "бог" (5 В, la), наглядно выступает у пифагорейцев, в космологической системе которых в центре Вселенной находится мировой огонь - Гестия, а Солнце занимает место рядом с Луной и Землей (Филолай А 16).

Объединение Солнца-Гелиоса с Фебом-Аполлоном, великим организующим и оформляющим началом, способствовало представлению о Солнце как универсальной мировой силе. Это объединение, начавшееся еще в доклассическую эпоху, превратилось в прямое отождествление в литературе и философии эпохи эллинизма. У стоика Корнута (XXII) Аполлон прежде всего-это Солнце и огонь. Дионисий Галикарнасский тоже прямо отождествляет Аполлона и Солнце (Opusc. II 256, 14-16). Аполлону-Солнцу посвящен гимн Месомеда, вольноотпущенника императора Адриана (С. Jan . Musici scriptores graeci. Lips., 1895, 460-468). Дион Xpисостом (II в. н. э.) говорит, что "некоторые считают одним и тем же Аполлона, Гелиоса и Диониса" (I р. 347, 27 ел.). Но для Плутарха (De Pyth. orac. 12) Аполлон является Солнцем не в буквальном, физическом смысле, но по своим "истечениям и переменам", когда Аполлон одновременно становится всеми стихиями, в том числе и огненной (De E Delph. 21), и утверждается, что "Солнце является его порождением и вечно становящимся произведением всего сущего" (De def. orac. 42). Плутарх, таким образом, впервые делает попытку философски осмыслить принцип, объединяющий Аполлона и Солнце, прокладывая тем самым дорогу неоплатоническому единому , "формообразующей" монад" Ямвлиха (In Nicom. arithm. introd. 13, 1-14, 3). У Плотина, как И у Платона, божественное нельзя созерцать физическими глазами, но только внутренним зрением (V 8, 10). Для Порфирия Аполлон - "солнечный ум" (см. Prod. In Plat. Tim. I 159, 26 сл.). Прокл не сомневается в тождестве Аполлона и Солнца (In Tim. Ill 284, 1-4), причем, по Проклу, аполлоновский свет, проходя через мировой ум , освещает весь чувственный мир. Наконец, понимание Солнца как максимально универсальной мощной живительной силы, однако не личностной, а физической, нашло свое воплощение в знаменитой речи "К царю Солнцу" неоплатоника Юлиана. Так представление о Солнце как высшей надмировой идее, управляющей Вселенной и ее организующей, укрепилось в поздней античности. Ср. также т. 2, "Теэтет", 153d.

Анализ беспредпосылочного начала Платона со ссылками на современные философские учения дан в книге А . Ф . Лосева "История античной эстетики" (М., 1969, стр. 627-634). А. Ф. Лосеву принадлежит также вышеуказанный перевод этого термина.

24 Рассудок (dianoia) является здесь промежуточной категорией между мнением (doxa) и умом (nous), причастными соответственно чувственному и идеальному мирам.

25 Разум (noesis) и рассудок (dianoia) относятся Платоном к сфере умопостигаемой, а вера и уподобление - к сфере чувственной.

Тема №4. Философия Платона

Задачи семинара:

любви

Биография Платона

Платон (428-347 гг. до н.э.) – другим правда живет

Проблема письменного слова

Вопросы к платоновскому мифу о письменности:

1) Как вы понимаете идею Платона о сходстве письменности и живописи?

2) В чем уязвимость письменного слова, по убеждению Сократа?

3) Какая речь, на ваш взгляд, наиболее полно и точно способна отразить индивидуальность человека: письменная или устная?

4) Почему Сократ излагал свои мысли только в устной беседе и не оставил письменного наследия?

5) Раскройте значение мифа в творчестве Платона.

Философема Эроса

Вопросы к фрагментам из диалога Платона «Федр», посвященным теме Эроса:

1) Согласны ли вы со следующим определением любви: любовь есть «влечение, которое вопреки разуму возобладало над мнением, побуждающим нас к правильному [поведению], и которое свелось к наслаждению красотой»? Опираясь на приведенные ниже фрагменты из «Федра» Платона, определите, кто из ораторов строит свою речь на основе такой дефиниции любви: Лисий или Сократ?

2) Считаете ли вы утверждение Лисия о том, что влюбленность есть род заболевания, обоснованным?

3) Как Сократ начинает свое рассуждение о любви, и чем его речь отлична от речи Лисия?

4) Почему Платон – философ, рассматривающий свободу от страстей как наиболее совершенное и желанное состояние человеческой души – столь высоко оценивает роль неистовства?

5) Как связаны между собой размышления Платона о любви и о началах философии, а именно, о сущности души?

6) На чем основано платоновское доказательство бессмертия души?

7) Расшифруйте аллегорию души как крылатой колесницы, запряженной двумя конями смешанного происхождения.

8) По какому принципу Платон строит свою иерархию видов души, и почему софист занимает в его классификации предпоследнее место?

9) Какой род неистовства Платон считает наилучшим?

10) Почему развитие памяти столь необходимо для философа?

11) Какую идею Платон считает наиболее «зримой» и доступной для любого человека?

12) Прокомментируйте слова Платона о том, что влюбленный человек всячески старается сделать любимого похожим на самого себя, а любимый, в свою очередь, видит во влюбленном, словно в зеркале, себя самого. Выражена ли в этой платоновской формуле любви идея диалогического равноправия любящих?

Тема №4. Философия Платона

Задачи семинара:

1) Раскрыть на основе шести фрагментов из различных диалогов Платона «высокую и богатую индивидуальность» философа, многомерность его творчества, объединившего в себе мифологические, логические и философско-диалектические грани познания.

2) Обсудить, руководствуясь вопросами к текстам, такие ключевые темы, как: отличие мира идей от мира вещей, роль идеи блага в платоновской иерархии идей, доказательство бессмертия души и философема Эроса.

3) Вовлечь студентов в дискуссию о природе Эроса с целью ответить на вопрос, почему любовь вводится Платоном в само определение философии как любви к мудрости. Актуализировать критическое мышление студентов для доказательства метафизической сущности любви, с одной стороны, и присутствия эротического начала в философии, с другой.

Биография Платона

Платон (428-347 гг. до н.э.) – античный философ, «преемник гения и славы Сократа», увековечивший в своих диалогах образ любимого учителя. Произведения Платона, по выражению Гегеля, «представляют один из прекраснейших подарков, которые судьба сохранила для нас от древнего времени». Платон родился в Афинах в знатной семье: генеалогическое древо его отца восходит к Кодру, последователю афинского царя, а происхождение матери – к Солону, легендарному законодателю Эллады. Благородство Платона проявлялось не только в аристократической родословной, но и в общении с современниками: «его спокойное величие, его возвышенный характер, сочетавшийся с величайшей простотой и любезностью…заслужили ему название божественного Платона». В возрасте двадцати лет Платон познакомился с Сократом и в течение восьми лет был его учеником. Под влиянием «чарующей личности учителя» Платон отказался от увлечения поэзией, полностью посвятив себя изучению философии. В своих произведениях Платон «говорит о философии с величайшим одушевлением, с силой, со всей гордостью науки». Так, в диалоге «Тимей» мы встречаем следующую восторженную оценку философии: «глаза открыли нам число, дали понятие о времени и побудили исследовать природу Вселенной, а из этого возникло то, что называется философией и лучше чего не было и не будет подарка смертному роду от богов». Примечательно, что в своих диалогах Платон «никогда не выступает под собственным именем, а всегда вкладывает свои мысли в уста других лиц». Чаще всего этим другим в философских беседах Аристокла (подлинное имя Платона) выступает Сократ, интерпретируемый отечественным мыслителем Владимиром Соловьевым как литературный псевдоним Платона. Смертный приговор Сократу стал личной трагедией Платона и одной из причин создания концепции двух миров: «Тот мир, в котором праведник должен умереть за правду, не есть настоящий, подлинный мир. Существует другой мир, где правда живет ». В мире умопостигаемом все подчиняется идее блага, которая, подобно Солнцу, освещает путь познания и делает истину зримой. Истина, согласно Платону, не является каким-то внешним знанием, приобретенным извне, но открывается человеку через обращение к памяти души, хранящей опыт созерцания идей. Философские беседы с учениками на темы блага, истины, Эроса, бессмертия души Платон проводил в роще, посаженной в честь героя Академа, но не Академ, а Платон, по словам Гегеля, сделался настоящим героем Академии, затмившим героя, место которого он занял.

Вопросы к фрагменту из диалога Платона «Государство» (идея блага):

1) С какого вопроса начинается беседа между Сократом и Главконом в приведенном ниже фрагменте?

2) Что, согласно Платону, обуславливает возможность любого познания?

3) Какие два распространенных определения блага приводит Сократ и как он аргументирует их несостоятельность? Сформулируйте ваше определение блага.

4) Почему правителям государства необходимо обладать верным пониманием блага?

5) В чем опасность правильных мнений, взятых на веру, а не выведенных путем собственных рассуждений?

6) Чем идеи отличаются от вещей?

7) Что необходимо для осуществления акта зрительного восприятия, помимо «зрения и зримого»?

8) Какой вид восприятия Сократ наделяет наибольшей значимостью для познания?

9) Сократ отказывается обсуждать, что есть благо само по себе, однако предлагает иной подход к изучению этого вопроса. Какой путь к познанию блага указывает Сократ?

10) О существовании каких двух миров пишет Платон?

11) Почему математическое познание не является высшим, по мнению Платона, и существует ли иное, более совершенное познание?

Фрагмент из диалога Платона «Государство» (книга шестая). Идея блага

« – Конечно, твое замечание ценно. Но что такое это важнейшее знание и о чем оно, как ты считаешь? Или ты думаешь, тебя отпустят, не задав этого вопроса?

– На это я не слишком рассчитываю; пожалуйста, задавай вопросы и ты. Во всяком случае ты уже не раз об этом слышал, а сейчас ты либо просто не сообразил, либо умышленно хочешь снова мне наделать хлопот своим вмешательством; последнее, думаю я, вероятнее. Ты часто уже слышал: идея блага – вот это самое важное знание; через нее становятся пригодными и полезными справедливость и все остальное. Ты и сейчас почти наверное знал, что я именно так скажу и, вдобавок, что идею эту мы недостаточно знаем. А коль скоро не знаем, то без нее, даже если у нас будет наибольшее количество сведений обо всем остальном, уверяю тебя, ничто не послужит нам на пользу: это вроде того, как приобрести себе какую-нибудь вещь, не думая о благе, которое она принесет. Или ты думаешь, главное дело в том, чтобы приобрести побольше имущества, не думая о том, хорошее ли оно? Может быть, надо понимать все что угодно, а о прекрасном и благом вовсе не помышлять?

– Клянусь Зевсом, я этого не думаю.

– Но ведь ты знаешь, что, по мнению большинства, благо состоит в удовольствии, а для людей более тонких – в понимании?

– Конечно.

– И знаешь, мой друг, те, кто держится этого взгляда, не в состоянии указать, что представляет собой это понимание, но в конце концов бывают вынуждены сказать, будто оно есть понимание того, что хорошо.

– Это просто смешно.

– Еще бы не смешно, если, упрекая нас в неведении блага, они затем говорят с нами как с ведающими это, называя благом понимание того, что хорошо, как будто нам станет понятно, что они говорят, если они будут часто произносить слово "благо".

– Сущая правда.

– Что же? Те, кто определяет благо как удовольствие, меньше ли исполнены заблуждений? Разве им не приходится признать, что бывают дурные удовольствия?

– И даже очень дурные.

– Выходит, думаю я, что они признают, будто благо и зло – одно и то же. Разве нет?

– Именно так.

– Следовательно, ясно, что во всем этом очень много спорного.

– Конечно.

– Далее. Разве не ясно и это: в качестве справедливого и прекрасного многие выбрали бы то, что кажется им таковым, хотя бы оно и не было им на самом деле, и соответственно действовали бы, приобретали и выражали бы свои мнения; что же касается блага, здесь никто не довольствуется обладанием мнимого, но все ищут подлинного блага, а мнимым всякий пренебрегает.

– Безусловно.

– К благу стремится любая душа и ради него все совершает; она предчувствует, что есть нечто такое, но ей трудно и не хватает сил понять, в чем же оно состоит. В этом она не может быть совершенно уверена, как во всем остальном, вот почему она терпит неудачу и в том, что могло бы быть ей на пользу. Неужели мы скажем, что и те лучшие в государстве люди, которым мы готовы все вверить, тоже должны быть в таком помрачении относительно этого важного предмета?

– Ни в коем случае.

– Я думаю, что справедливость и красота, если неизвестно, в каком отношении они суть благо, не найдут для себя достойного стража в лице человека, которому это неведомо. Предвижу, что без этого никто и не может их познать.

– Ты верно предвидишь.

– Между тем государственный строй будет у нас в совершенном порядке только в том случае, если его будет блюсти страж, в этом сведущий.

– Это необходимо. Но ты-то сам, Сократ, считаешь благо знанием или удовольствием? Или чем-то иным, третьим?

– Ну что ты за человек! Мне хорошо известно, да и ты прежде хорошо показал, что тебя не могут удовлетворить обычные мнения об этих вещах.

– Мне кажется, Сократ, неправильным, когда чужие взгляды умеют излагать, а свои собственные – нет, несмотря на долгие занятия в этой области.

– Как так? По-твоему, человек вправе говорить о том, чего он не знает, выдавая себя за знающего?

– Вовсе не за знающего, но пусть он изложит, что он думает, именно как свои соображения.

– Как? Разве ты не замечал, что все мнения, не основанные на знании, никуда не годятся? Даже лучшие из них и те слепы. Если у людей бывают какие-то верные мнения, не основанные на понимании, то чем они, по-твоему, отличаются от слепых, которые правильно идут по дороге?

– Ты предпочитаешь наблюдать безобразное, туманное и неясное, хотя есть возможность узнать от других то, что и ясно и красиво?

– Ради Зевса, Сократ, – воскликнул Главкон, – не отстраняйся, словно ты уже закончил рассуждение. С нас будет достаточно, если ты разберешь вопрос о благе так, как ты рассматривал справедливость, рассудительность и все остальное.

– Мне же, дорогой мой, этого тем более будет достаточно. Как бы мне только не сплоховать, а то своим нелепым усердием я вызову смех. Но, мои милые, что такое благо само по себе, это мы пока оставим в стороне, потому что, мне кажется, оно выше тех моих мнений, которых можно было достигнуть при нынешнем нашем размахе. А вот о том, что рождается от блага и чрезвычайно на него походит, я охотно поговорил бы, если вам угодно, а если нет, тогда оставим и это.

– Пожалуйста, говори, а о его родителе ты нам расскажешь в дальнейшем.

– Хотелось бы мне быть в состоянии отдать вам целиком этот мой долг, а не только проценты, как теперь. Но взыщите пока хоть проценты, то есть то, что рождается от самого блага. Однако берегитесь, как бы я нечаянно не провел вас, представив неверный счет.

– Мы остережемся по мере сил. Но ты продолжай.

– Все же только заручившись вашим согласием и напомнив вам о том, что мы с вами уже говорили раньше да и вообще нередко упоминали.

– А именно?

– Мы считаем, что есть много красивых вещей, много благ и так далее, и мы разграничиваем их с помощью определения.

– Да, мы так считаем.

– А также, что есть прекрасное само по себе, благо само по себе и так далее в отношении всех вещей, хотя мы и признаем, что их много. А что такое каждая вещь, мы уже обозначаем соответственно единой идее, одной для каждой вещи.

– Да, это так.

– И мы говорим, что те вещи можно видеть, но не мыслить, идеи же, напротив, можно мыслить, но не видеть.

– Конечно.

– Посредством чего в нас видим мы то, что мы видим?

– Посредством зрения.

– И не правда ли, посредством слуха мы слышим все то, что можно слышать, а посредством остальных чувств мы ощущаем все, что поддается ощущению?

– Ну и что же?

– Обращал ли ты внимание, до какой степени драгоценна эта способность видеть и восприниматься зрением, созданная в наших ощущениях демиургом?

– Нет, не особенно.

– А ты взгляни на это вот как: чтобы слуху слышать, а звуку звучать, требуется ли еще нечто третье, так, что, когда оно отсутствует, ничто не слышится и не звучит?

– Ничего третьего тут не нужно.

– Я думаю, что и для многих остальных ощущений – но не для всех – не требуется ничего подобного. Или ты можешь что-нибудь возразить?

– Нет, не могу.

– А разве ты не замечал, что это требуется для зрения и для всего того, что можно видеть?

– Что ты говоришь?

– Какими бы зоркими и восприимчивыми к цвету ни были у человека глаза, ты ведь знаешь, он ничего не увидит и не различит цвета, если будет пользоваться своим зрением без наличия чего-то третьего, специально для этого предназначенного.

– Что же это, по-твоему, такое?

– То, что ты называешь светом.

– Ты прав.

– Значит, немаловажным началом связуются друг с другом зрительное ощущение и возможность зрительно восприниматься; их связь ценнее всякой другой, потому что свет драгоценен.

– Еще бы ему не быть!

– Кого же из небесных богов можешь ты признать владычествующим над ним и чей это свет позволяет нашему зрению всего лучше видеть, а предметам – восприниматься зрением?

– Того же бога, что и ты, и все остальные. Ведь ясно, что ты спрашиваешь о Солнце.

– А не находится ли зрение по своей природе вот в каком отношении к этому богу...

– В каком?

– Зрение ни само по себе, ни в том, в чем оно возникает – мы называем это глазом, – не есть Солнце.

– Конечно, нет.

– Однако из орудий наших ощущений оно самое солнцеобразное.

– Да, самое.

– И та способность, которой обладает зрение, уделена ему Солнцем как некое истечение.

– Конечно.

– Значит, и Солнце не есть зрение. Хотя оно – причина зрения, но само зрение его видит.

– Да, это так.

– Вот и считай, что я утверждаю это и о том, что порождается благом, – ведь благо произвело его подобным самому себе: чем будет благо в умопостигаемой области по отношению к уму и умопостигаемому, тем в области зримого будет Солнце по отношению к зрению и зрительно воспринимаемым вещам.

– Как это? Разбери мне подробнее.

– Ты знаешь, когда напрягаются, чтобы разглядеть предметы, озаренные сумеречным сиянием ночи, а не те, цвет которых предстает в свете дня, зрение притупляется, и человека можно принять чуть ли не за слепого, как будто его глаза не в порядке.

– Действительно, это так.

– Между тем те же самые глаза отчетливо видят предметы, освещенные Солнцем: это показывает, что зрение в порядке.

– И что же?

– Считай, что так бывает и с душой: всякий раз, когда она устремляется туда, где сияют истина и бытие, она воспринимает их и познает, что показывает ее разумность. Когда же она уклоняется в область смешения с мраком, возникновения и уничтожения, она тупеет, становится подверженной мнениям, меняет их так и этак, и кажется, что она лишилась ума.

– Похоже на это.

– Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага – причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно и то и другое – познание и истина, но, если идею блага ты будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь прав. Как правильно было считать свет и зрение солнцеобразными, но признать их Солнцем было бы неправильно, так и здесь: правильно считать познание и истину имеющими образ блага, но признать что-либо из них самим благом было бы неправильно: благо по его свойствам надо ценить еще больше.

– Каким же ты считаешь его несказанно прекрасным, если, по твоим словам, от него зависят и познание, и истина, само же оно превосходит их своей красотой! Но конечно, ты понимаешь под этим не удовольствие?

– Не кощунствуй! Лучше вот как рассматривай его образ...

– Солнце дает всему, что мы видим, не только возможность быть видимым, но и рождение…, рост, а также питание, хотя само оно не есть становление…

– Как же иначе?

– Считай, что и познаваемые вещи не только могут дознаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно – за пределами существования, превышая его достоинством и силой.

Тут Главкон очень забавно воскликнул:

– Аполлон! Как удивительно высоко мы взобрались!

– Ты сам виноват, – сказал я, – ты заставляешь меня излагать мое мнение о благе.

– И ты ни в коем случае не бросай этого; не говоря уж о другом, разбери снова это сходство с Солнцем – не пропустил ли ты чего.

– Ну, там у меня многое пропущено.

– Не оставляй в стороне даже мелочей!

– Думаю, их слишком много; впрочем, насколько это сейчас возможно, постараюсь ничего не пропустить.

– Непременно постарайся.

– Так вот, считай, что есть двое владык, как мы и говорили: один – надо всеми родами и областями умопостигаемого, другой, напротив, надо всем зримым – не хочу называть это небом, чтобы тебе не казалось, будто я как-то мудрю со словами. Усвоил ты эти два вида, зримый и умопостигаемый?

– Усвоил.

– Для сравнения возьми линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый такой отрезок, то есть область зримого и область умопостигаемого, раздели опять таким же путем, причем область зримого ты разделишь по признаку большей или меньшей отчетливости. Тогда один из получившихся там отрезков будет содержать образы. Я называю так прежде всего тени, затем отражения в воде и в плотных, гладких и глянцевитых предметах – одним словом, все подобное этому.

– Понимаю.

– В другой раздел, сходный с этим, ты поместишь находящиеся вокруг нас живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется.

– Так я это и размещу.

И разве не согласишься ты признать такое разделение в отношении подлинности и неподлинности: как то, что мы мним, относится к тому, что мы действительно знаем, так подобное относится к уподобляемому.

– Я с этим вполне согласен.

– Рассмотри в свою очередь и разделение области умопостигаемого – по какому признаку надо будет ее делить.

– По какому же?

– Один раздел умопостигаемого душа вынуждена искать на основании предпосылок, пользуясь образами из получившихся у нас тогда отрезков и устремляясь поэтому не к началу, а к завершению. Между тем другой раздел душа отыскивает, восходя от предпосылки к началу, такой предпосылки не имеющему. Без образов, какие были в первом случае, но при помощи самих идей пролагает она себе путь.

– То, что ты говоришь, я недостаточно понял.

– Тебе легче будет понять, если сперва я скажу вот что: я думаю, ты знаешь, что те, кто занимается геометрией, счетом и тому подобным, предполагают в любом своем исследовании, будто им известно, что такое чет и нечет, фигуры, три вида углов и прочее в том же роде. Это они принимают за исходные положения и не считают нужным отдавать в них отчет ни себе, ни другим, словно это всякому и без того ясно. Исходя из этих положений, они разбирают уже все остальное и последовательно доводят до конца то, что было предметом их рассмотрения.

– Это-то я очень хорошо знаю.

– Но ведь когда они вдобавок пользуются чертежами и делают отсюда выводы, их мысль обращена не на чертеж, а на те фигуры, подобием которых он служит. Выводы свои они делают только для четырехугольника самого по себе и его диагонали, а не для той диагонали, которую они начертили. Так и во всем остальном. То же самое относится к произведениям ваяния и живописи: от них может падать тень, и возможны их отражения в воде, но сами они служат лишь образным выражением того, что можно видеть не иначе как мысленным взором.

– Ты прав.

– Вот об этом виде умопостигаемого я тогда и говорил: душа в своем стремлении к нему бывает вынуждена пользоваться предпосылками и потому не восходит к его началу, так как она не в состоянии выйти за пределы предполагаемого и пользуется лишь образными подобиями, выраженными в низших вещах, особенно в тех, в которых она находит и почитает отчетливое их выражение.

– Я понимаю: ты говоришь о том, что изучают при помощи геометрии и родственных ей приемов.

– Пойми также, что вторым разделом умопостигаемого я называю то, чего наш разум достигает с помощью диалектической способности. Свои предположения он не выдает за нечто изначальное, напротив, они для него только предположения как таковые, то есть некие подступы и устремления к началу всего, которое уже не предположительно. Достигнув его и придерживаясь всего, с чем оно связано, он приходит затем к заключению, вовсе не пользуясь ничем чувственным, но лишь самими идеями в их взаимном отношении, и его выводы относятся только к ним.

– Я понимаю, хотя и не в достаточной степени: мне кажется, ты говоришь о сложных вещах. Однако ты хочешь установить, что бытие и все умопостигаемое при помощи диалектики можно созерцать яснее, чем то, что рассматривается с помощью только так называемых наук, которые исходят из предположений. Правда, и такие исследователи бывают вынуждены созерцать область умопостигаемого при помощи рассудка, а не посредством ощущений, но поскольку, они рассматривают ее на основании своих предположений, не восходя к первоначалу, то, по-твоему, они и не могут постигнуть ее умом, хотя она вполне умопостигаема, если постичь ее первоначало. Рассудком же ты называешь, по-моему, ту способность, которая встречается у занимающихся геометрией и им подобных. Однако это еще не ум, так как рассудок занимает промежуточное положение между мнением и умом».

Вопросы к фрагменту из диалога Платона «Государство» (символ пещеры):

1) Раскройте, в чем заключается метафорический смысл пещеры и что олицетворяют собой оковы на ногах и на шее людей?

2) Почему человек, освобожденный от оков и увидевший свет Солнца, вернувшись обратно в пещеру, будет казаться смешным среди других узников?

3) В чем заключается диалектика восхождения и нисхождения души? Существует ли предел восхождения?

4) Какие две причины искаженного видения обнаруживает Сократ, разбирая нарушения зрения?

5) Является ли просвещенность каким-то внешним знанием или же развитием некой способности, имеющейся в душе каждого от рождения?

6) В чем, согласно Платону, состоит «искусство обращения»?

7) Чем философ объясняет феномен «дурных», но необыкновенно проницательных людей?

8) Что не позволяет Платону рассматривать самосовершенствование в качестве высшей цели для государственного деятеля?

Основная цель, которую ставил перед собой Платон, состояла в создании государства, которое было бы наиболее прочным и стабильным. Платон стремился к тому, чтобы обосновать идею идеального государства и воплотить его в жизнь.

По глубокому убеждению Платона, в основе общества должна лежать идея справедливости. Платон полагал, что идеальное государство должно включать в себя три сословия: ремесленников, воинов и мудрецов. Платон в соответствии со своей концепцией устройства человеческой души выделял три добродетели: сдержанность, мужество и мудрость. Ремесленники - это те люди, у которых преобладают вожделения; именно они должны производить общественные блага и торговать ими. Основной добродетелью ремесленников Платон считал сдержанность. Воины - это люди, которые в своем развитии достигли высоких волевых качеств и мужественности, а потому на них должна быть возложена обязанность защищать государство; их основная добродетель - мужество. И лишь те люди, которые достигли наибольшей высоты в человеческом развитии, то есть мудрецы, должны обладать правом руководить государством.

Происхождение государства вполне правдоподобно: разделение труда приводит к обмену между людьми, а обмен удобен, если жить вместе. Мысль о разделении труда и лежит в основе платоновской утопии.

Правители, то есть философы, должны обладать такой добродетелью, как мудрость - способность к пониманию блага. Платон существенно расширяет понятие блага, определяя его как цель и причину всякого бытия. С точки зрения Платона, человек познает бытие лишь благодаря существованию блага: «Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага. Считай, что и познаваемые вещи не только могут познаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно - за пределами существования, превышая его достоинством и силой».

Благо придает миру единство, меру и порядок; оно является причиной не только того, что мир познаваем, но и того, что вещи обладают бытием. Платон сравнивает благо с солнцем, которое, освещая предметы, делает их видимыми, а также дает жизнь растениям, животным и людям.

Из этого и вытекает необходимость того, что править идеальным государством должны философы.

По мнению Платона, рождение и воспитание детей - это дело государственной важности, а потому семья не может брать на себя эти обязанности. Соответственно, эту роль берет на себя государство, отбирая детей и их матерей и воспитывая их в соответствии с их способностями. Это необходимо для того, чтобы отобрать лучших, которые смогут управлять государством и защищать его. Следовательно, «собственность» на детей также является коллективной, как и собственность на предметы быта.

Платон полагает, что государство должно готовить (воспитывать) также философов - будущих правителей. Это необходимо потому, что государство не в состоянии ограничить правителя; следовательно. управлять государством должны только специально подготовленные люди, в обратном случае они не будут стремиться к благу граждан и государства в целом. Подготовка правителей, по Платону, должна включать начальное образование - изучение музыки, поэзии и гимнастики до достижения двадцатилетнего возраста, изучение астрономии, математики и гармонии в течение 10 лет, затем изучение философии в течение 5 лет с последующей практической государственной деятельностью.

В платоновском идеальном государстве практически нет места искусству. Платон полагал, что искусство в большинстве его проявлений способствует развитию изнеженности; следовательно, оно в целом вредно для государства и должно быть запрещено.

Платон негативно относился к частной собственности. С его точки зрения, наличие частной собственности представляет собой соблазн для тех, кто обладает властью; по этой причине необходимо исключить возможность корыстных мыслей, просто запретив частную собственность.

Идеальному типу государства Платон противопоставил отрицательный тип, который может существовать в четырех формах: тимократии, олигархии, демократии, тирании. Тимократия - форма правления, при которой власть принадлежит честолюбцам и процветает страсть к обогащению, при этом образ жизни становится роскошным. Далее следует олигархия, при которой власть принадлежит немногим, господствующим над большинством. Она находится в руках богатых, которые постепенно растрачивают свое имущество, превращаются в бедняков и совершенно бесполезных членов общества. Демократия возникает как результат восстания бедняков против богатых, при этом богатые уничтожаются, а власть распределяется между оставшимися членами общества. За демократией следует тирания, являющаяся результатом вырождения демократии. Согласно Платону, избыток чего-либо приводит к своей противоположности. Поэтому избыток свободы, как считает Платон, приводит к рабству, тирания рождается из демократии как высочайшей свободы.

Идеальная государственная система, согласно Платону, обладает чертами нравственной и политической организации и направлена на решение важных государственных задач. К ним он относит следующие задачи: защита государства от врагов, осуществление систематического снабжения граждан, развитие духовной культуры общества. В выполнении этих задач состоит осуществление идеи блага как идеи, правящей миром.

Платоновское государство - это теоретическая схема утопического государства, в котором жизнь общества подчинена строгому государственному контролю.

Большое внимание Платон уделял вопросу о законе, являющемуся одним из главнейших во всей его системе политических взглядов. Платон связывает понятие закона со справедливостью. Закон есть то, что устраивает всех людей, делает их жизнь в сообществе друг с другом вполне приемлемой: «Людям необходимо установить законы, иначе они ничем не будут отличаться от самых диких зверей». Платон считал, что закон и порядок понятия тождественные. Закон - основная опора, на которой держится государство. Защищая интересы граждан, он все-таки высшей целью имеет благо государства.

Закон должен быть выше правителей, являющихся лишь слугами закона: «Не ради нового словца назвал я сейчас правителей служителями законов: я действительно убежден, что спасение государства зависит от этого больше, чем от чего-то иного. В противном случае государство гибнет. Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон - владыка над правителями, а они - его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, которые только могут даровать государствам боги».

Платон различает правильные и неправильные законы. «Правильны лишь те законы, которые установлены ради общего блага всего государства в целом, а не какой-то узкой властвующей группы. В последнем случае, согласно Платону, и вовсе государственная организация жизни». «Мы признаем, что там, где законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о государственном устройстве, а только о внутренних распрях».

В «Законах» Платон основную ставку делает на детальные и суровые законы, которые скрупулезно и жестоко регламентируют публичную и частную жизнь людей, определяя распорядок дня и ночи. Существенное значение придается идеологической обработке проектируемого государства путем внушения представлений о божественности и незыблемости учрежденных порядков и законов, суровых, загробных карах за их нарушение и т.п.».

В «Законах» Платон формулирует актуальный и по сей день принцип неотвратимости наказания за совершенное преступление.

«Вообще никто никогда не должен оставаться безнаказанным, за какой бы то ни было поступок, даже если совершивший его бежал за пределы государства». К видам наказания он относит: смерть, тюремное заключение, палочные удары, унизительные места для сидения и стояния или стояние возле святилищ на окраине страны; либо наказанием должна быть денежная пеня.

Цель уголовного наказания, по учению Платона о законах, заключается в предупреждении повторения преступлений. Наказание налагается не ради совершившегося преступления, а ради предупреждения их повторения в будущем. Наказание приводит к достижению этой цели трояким способом:

• 1) исправлением самого преступника, для которого оно является как бы лекарством, исцеляющим его нравственный недуг;
• 2) устранением влияния дурного примера на сограждан;
• 3) избавлением государства от опасного, вредного члена.

Наказание вообще не налагается с тем, чтобы причинить зло наказываемому; напротив, оно или исправляет его, или препятствует ему сделаться еще хуже. Если же наказываемый неисправим, его подвергают смерти. Наказание не должно распространяться на семью. Однако, если сразу и отец, и дед, и прадед были осуждены на смерть, правнуки подвергаются изгнанию.

В «Законах» Платона большинство преступлений карается смертной казнью. «А за оскорбление богов, родителей и государства Платон помимо смерти предлагает еще и вечные муки».

Существуют преступники «неизвинимые»: осквернитель храмов, изменник или заговорщик, желающий стать тираном и намеренно проливающий невинную кровь; все они должны подвергаться крайнему наказанию. «Платон различает неодинаковые роды человекоубийства; в некоторых случаях достаточною карою он признает пеню; в других изгнание; отцеубийце же он назначает более страшную казнь: тот должен быть умерщвлен по суду; тело его должно быть выставлено на соединение трех дорог, а затем брошено на окраину дороги; «преступник, уничтоживший жизнь, которая должна бы была быть ему дороже чем чья-либо, именно собственную», должен быть похоронен один в пустоши, без указания места его погребения могилою или памятником».

Хотя «Законы» и являются проектом, наиболее приближенным к действительности, Платон и здесь остается чистым идеалистом. «Хотя он имел в виду представить устройство, приспособленное к человеческой природе, однако и здесь свобода вполне приносится в жертву общественной цели».

Основная цель, которую ставил перед собой Платон, состояла в создании государства, которое было бы наиболее прочным и стабильным. Платон стремился к тому, чтобы обосновать идею идеального государства и воплотить его в жизнь.

По глубокому убеждению Платона, в основе общества должна лежать идея справедливости. Платон полагал, что идеальное государство должно включать в себя три сословия: ремесленников, воинов и мудрецов. Платон в соответствии со своей концепцией устройства человеческой души выделял три добродетели: сдержанность, мужество и мудрость. Ремесленники – это те люди, у которых преобладают вожделения; именно они должны производить общественные блага и торговать ими. Основной добродетелью ремесленников Платон считал сдержанность. Воины – это люди, которые в своем развитии достигли высоких волевых качеств и мужественности, а потому на них должна быть возложена обязанность защищать государство; их основная добродетель – мужество. И лишь те люди, которые достигли наибольшей высоты в человеческом развитии, то есть мудрецы, должны обладать правом руководить государством.

Происхождение государства вполне правдоподобно: разделение труда приводит к обмену между людьми, а обмен удобен, если жить вместе. Мысль о разделении труда и лежит в основе платоновской утопии.

Правители, то есть философы, должны обладать такой добродетелью, как мудрость – способность к пониманию блага. Платон существенно расширяет понятие блага, определяя его как цель и причину всякого бытия. С точки зрения Платона, человек познает бытие лишь благодаря существованию блага: «Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага… Считай, что и познаваемые вещи не только могут познаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно – за пределами существования, превышая его достоинством и силой».

Благо придает миру единство, меру и порядок; оно является причиной не только того, что мир познаваем, но и того, что вещи обладают бытием. Платон сравнивает благо с солнцем, которое, освещая предметы, делает их видимыми, а также дает жизнь растениям, животным и людям.

Из этого и вытекает необходимость того, что править идеальным государством должны философы.

По мнению Платона, рождение и воспитание детей – это дело государственной важности, а потому семья не может брать на себя эти обязанности. Соответственно, эту роль берет на себя государство, отбирая детей и их матерей и воспитывая их в соответствии с их способностями. Это необходимо для того, чтобы отобрать лучших, которые смогут управлять государством и защищать его. Следовательно, «собственность» на детей также является коллективной, как и собственность на предметы быта.

Платон полагает, что государство должно готовить (воспитывать) также философов – будущих правителей. Это необходимо потому, что государство не в состоянии ограничить правителя; следовательно. управлять государством должны только специально подготовленные люди, в обратном случае они не будут стремиться к благу граждан и государства в целом. Подготовка правителей, по Платону, должна включать начальное образование – изучение музыки, поэзии и гимнастики до достижения двадцатилетнего возраста, изучение астрономии, математики и гармонии в течение 10 лет, затем изучение философии в течение 5 лет с последующей практической государственной деятельностью.

В платоновском идеальном государстве практически нет места искусству. Платон полагал, что искусство в большинстве его проявлений способствует развитию изнеженности; следовательно, оно в целом вредно для государства и должно быть запрещено.

Платон негативно относился к частной собственности. С его точки зрения, наличие частной собственности представляет собой соблазн для тех, кто обладает властью; по этой причине необходимо исключить возможность корыстных мыслей, просто запретив частную собственность.

Идеальному типу государства Платон противопоставил отрицательный тип, который может существовать в четырех формах: тимократии, олигархии, демократии, тирании. Тимократия – форма правления, при которой власть принадлежит честолюбцам и процветает страсть к обогащению, при этом образ жизни становится роскошным. Далее следует олигархия, при которой власть принадлежит немногим, господствующим над большинством. Она находится в руках богатых, которые постепенно растрачивают свое имущество, превращаются в бедняков и совершенно бесполезных членов общества. Демократия возникает как результат восстания бедняков против богатых, при этом богатые уничтожаются, а власть распределяется между оставшимися членами общества. За демократией следует тирания, являющаяся результатом вырождения демократии. Согласно Платону, избыток чего-либо приводит к своей противоположности. Поэтому избыток свободы, как считает Платон, приводит к рабству, тирания рождается из демократии как высочайшей свободы.

Идеальная государственная система, согласно Платону, обладает чертами нравственной и политической организации и направлена на решение важных государственных задач. К ним он относит следующие задачи: защита государства от врагов, осуществление систематического снабжения граждан, развитие духовной культуры общества. В выполнении этих задач состоит осуществление идеи блага как идеи, правящей миром.

Платоновское государство – это теоретическая схема утопического государства, в котором жизнь общества подчинена строгому государственному контролю.

Учение Платона о законах.

Большое внимание Платон уделял вопросу о законе, являющемуся одним из главнейших во всей его системе политических взглядов. Платон связывает понятие закона со справедливостью. Закон есть то, что устраивает всех людей, делает их жизнь в сообществе друг с другом вполне приемлемой: «Людям необходимо установить законы, иначе они ничем не будут отличаться от самых диких зверей». Платон считал, что закон и порядок понятия тождественные. Закон - основная опора, на которой держится государство. Защищая интересы граждан, он все-таки высшей целью имеет благо государства.

Закон должен быть выше правителей, являющихся лишь слугами закона: «Не ради нового словца назвал я сейчас правителей служителями законов: я действительно убежден, что спасение государства зависит от этого больше, чем от чего-то иного. В противном случае государство гибнет. Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон - владыка над правителями, а они - его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, которые только могут даровать государствам боги».

Платон различает правильные и неправильные законы. «Правильны лишь те законы, которые установлены ради общего блага всего государства в целом, а не какой-то узкой властвующей группы. В последнем случае, согласно Платону, и вовсе государственная организация жизни». «Мы признаем, что там, где законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о государственном устройстве, а только о внутренних распрях».

В «Законах» Платон основную ставку делает на детальные и суровые законы, которые скрупулезно и жестоко регламентируют публичную и частную жизнь людей, определяя распорядок дня и ночи. Существенное значение придается идеологической обработке проектируемого государства путем внушения представлений о божественности и незыблемости учрежденных порядков и законов, суровых, загробных карах за их нарушение и т.п.».

В «Законах» Платон формулирует актуальный и по сей день принцип неотвратимости наказания за совершенное преступление.

«Вообще никто никогда не должен оставаться безнаказанным, за какой бы то ни было поступок, даже если совершивший его бежал за пределы государства». К видам наказания он относит: смерть, тюремное заключение, палочные удары, унизительные места для сидения и стояния или стояние возле святилищ на окраине страны; либо наказанием должна быть денежная пеня.

Цель уголовного наказания, по учению Платона о законах, заключается в предупреждении повторения преступлений. Наказание налагается не ради совершившегося преступления, а ради предупреждения их повторения в будущем. Наказание приводит к достижению этой цели трояким способом:

1) исправлением самого преступника, для которого оно является как бы лекарством, исцеляющим его нравственный недуг;

2) устранением влияния дурного примера на сограждан;

3) избавлением государства от опасного, вредного члена.

Наказание вообще не налагается с тем, чтобы причинить зло наказываемому; напротив, оно или исправляет его, или препятствует ему сделаться еще хуже. Если же наказываемый неисправим, его подвергают смерти. Наказание не должно распространяться на семью. Однако, если сразу и отец, и дед, и прадед были осуждены на смерть, правнуки подвергаются изгнанию.

В «Законах» Платона большинство преступлений карается смертной казнью. «А за оскорбление богов, родителей и государства Платон помимо смерти предлагает еще и вечные муки».

Существуют преступники «неизвинимые»: осквернитель храмов, изменник или заговорщик, желающий стать тираном и намеренно проливающий невинную кровь; все они должны подвергаться крайнему наказанию. «Платон различает неодинаковые роды человекоубийства; в некоторых случаях достаточною карою он признает пеню; в других изгнание; отцеубийце же он назначает более страшную казнь: тот должен быть умерщвлен по суду; тело его должно быть выставлено на соединение трех дорог, а затем брошено на окраину дороги; «преступник, уничтоживший жизнь, которая должна бы была быть ему дороже чем чья-либо, именно собственную», должен быть похоронен один в пустоши, без указания места его погребения могилою или памятником».

Хотя «Законы» и являются проектом, наиболее приближенным к действительности, Платон и здесь остается чистым идеалистом. «Хотя он имел в виду представить устройство, приспособленное к человеческой природе, однако и здесь свобода вполне приносится в жертву общественной цели».

9) политико правовое учение аристотеля

Аристотель (384 - 322 гг. до н.э.). Сын врача при дворе македонского царя, родился в Стагире, на полуострове Халкидика (отсюда второе имя философа Стагирит). Образование получил в Афинах. С 367 г. до н.э. 20 лет проводит в платоновской академии, сначала в качестве ученика, а затем преподавателя. После смерти Платона покидает Академию, живет в ряде городов Греции, занимается научной и преподавательской деятельностью. С 343 - воспитатель Александра Македонского. В 335 г. до н.э. вернулся в Афины и создал свою школу - Ликей. В это время Греция находилась под властью Македонии, поэтому после смерти Александра Аристотель оказывается в немилости у афинян, его обвинят в безбожии, он вынужден уехать из Афин и через год умирает.

Аристотель - самый прославленный ученик Платона. Но он не следовал механически его учению, и даже критиковал Платона, это был равный ему по масштабу философ.

Основные произведения: Свое политико-правовое учение он изложил в трактатах «Политика», «Никомахова этика», «Афинская полития» и «Этика». Аристотель основал около 14 наук, в том числе и политическую. Политику он понимал значительно шире, чем это принято в настоящее время, включая в нее этику, экономику, право.

Государство .

Происхождение государства . Согласно учению Аристотеля, государство является продуктом естественного развития и образуется вследствие природного влечения человека к общению. Есть три ступени объединения, которые люди создают последовательно в своем естественном стремлении к общению: семья, деревня и государство (полис).

Государство - это общение подобных друг другу людей ради достижения возможно лучшей жизни. Аристотель вкладывает в данное определение конкретное содержание: люди – это только свободные граждане греческих полисов, но только не рабы и не варвары. Цель государства – благо людей. Критикуя платоновский коммунистический проект идеального государства, Аристотель считает, что общность имущества противоестественна, а частная соответствует природе человека. Частная собственность коренится в самой человеческой природе и является неотъемлемым элементом семьи. Аристотель выделяет две формы накопления богатства. Первая - создание материальных ценностей своим трудом, при этом увеличивается и богатство полиса, вторая форма - торговля, спекуляция или эгоистическое накопление, перекачка готовых ценностей. Защищает частную собственность, но лишь первую форму.

Аристотель выделяет следующие обязательные признаки государства:

· единство власти и территории;

· власть распространяется на свободных и равных граждан, т.е. на тех, кто участвует в политической жизни;

· социальная основа власти – собственники земли.

Намного опередил свое время Аристотель в своем учении о трех элементах структуры государственной власти: законодательный орган, правительственный и судебный. Таким образом, задолго до Ш.-Л. Монтескьё он дифференцирует эту власть на три ветви, каждая из которых, имея специфическое, только ей присущее устройство, должна соответствовать характеру правления.

Форма государства. Классификация форм государства во многом повторяет платоновскую. Чтобы отыскать совершенную форму, Аристотель вместе с учениками проанализировал более 150 конституций и проектов государств, рассматривая причины государственных переворотов. Классификация форм проводится по двум критериям: - по числу правящих (один, немногие и большинство) и по достигаемым целям (общее благо и личная выгода). Отсюда выделены три «правильные» формы: монархия, аристократия и полития и три «неправильные»: тирания, олигархия и демократия.

Политические симпатии Аристотеля на стороне политии - смешанной форме, возникающей из сочетания демократии и олигархии. Полития представляет собой строй, при котором преобладает собственность средних размеров, что гарантирует «самодостаточность» семей и ослабляет противоречие между богатством и бедностью.

Право. Право Аристотель самым тесным образом связывает с государством. Право - это нормы, регулирующие общественную жизнь, придающие ей стабильность. Важнейший его признак - принудительная сила. Право, по Аристотелю, - это воплощение справедливости. Цель права, как и государства, общее благо, поэтому оно, конечно, ассоциируется со справедливостью.

Само право философ разделяет на естественное и условное.

Естественное право то, которое не нуждается в законодательном закреплении, оно всеми признано. К нему относятся общественные явления, существующие от «природы»: семья, рабство, частная собственность и др.

Условное право, т.е. нормы, установленные людьми, в форме законов и соглашений. При этом он различает писаные и неписаные законы, а также обычаи.

Аристотель – сторонник стабильности права. Он писал, что закон может быть справедливым и несправедливым, но, тем не менее, даже несправедливый закон имеет обязательную силу, иначе в обществе не будет порядка.

Вклад Аристотеля в историю политико-правовых учений очень велик и по масштабу влияния на последующее развитие философской мысли не имеет себе равных.

10) политико правовое учение цицерона

Марк Туллий Цицерон (106-43 гг. до н. э.) был государствен­ным деятелем, активным политиком, оратором, юристом, филосо­фом, писателем. Он жил в бурный период истории, когда в острой борьбе за власть различных диктаторов, триумвиров, заговорщи­ков Римская республика претерпевала углубляющийся кризис и по тенденции сменялась единовластием императора. Цицерон был убежденным сторонником сохранения и укрепления "сенатской рес­публики", основанной на "заветах предков".

Политико-правовое учение Цицерона сложилось под сильным влиянием греческой философии. Свои основные труды он назвал "О республике" (De republica; чаще переводится "О государстве") и "О законах" (De legibus); оба произведения написаны в форме диалогов. Явное подражание Платону подчеркивается и названия­ми этих произведений, и формой изложения. Но Цицерон - само­бытный мыслитель, не только излагавший ряд идей греческих ав­торов, но и полемизировавший с ними, и, главное, стремившийся выразить в политической и правовой философии острые проблемы своей страны и эпохи, построить практически осуществимую и ак­туальную теорию. Литературное наследие Цицерона обширно. Он писал не только о политике и философии, но и об ораторском ис­кусстве, о природе богов, о благе и зле, оставил сборники своих речей (наиболее знаменита обличительная речь против Катилины). Цицерона нередко упрекали за эклектицизм, за частое изменение взглядов. Тем не менее в истории философии и истории полити­ческих и правовых учений он остался одним из виднейших (если не самым видным) мыслителей Древнего Рима.

Цицерону принадлежит знаменитое определение государства как дела народного (res publica est res populi): "Государство есть достояние народа, а народ не любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов".

Это определение имеет ряд существенн

ых достоинств. Во-пер­вых, в понятие государства включено понятие народа как особой общности людей; во-вторых, народ не отождествляется с "демо­сом", способным переродиться в "охлос", а рассматривается как духовная и социальная общность людей, соединенных едиными пред­ставлениями о праве и общими интересами; в-третьих, наконец, право рассматривается не как "веление государства", "признак го­сударственной власти", а как основа объединения народа, "достоя­нием" которого является государство.

В эпоху Цицерона термин "res publica" юридически означал имущество ("res"), находящееся в общем, всенародном пользова­нии римской гражданской общины (civitas Romana). Можно заме­тить, что к Римскому государству того времени это определение не подходило хотя бы потому, что границы Римского государства вышли далеко за пределы первоначальной римской общины, а население самого Рима все больше распадалось на враждебные и борющиеся политические группировки, имеющие разные понятия о праве и противоположные интересы.

Тем не менее данное Цицероном определение государства (точ­нее - "республики") оставило глубокий след в истории политичес­кой мысли. Уже христианские авторы, отвергавшие языческую философию, утверждали, что это определение настолько хорошо, что оно подходит только к церкви (см. далее § 5). Политические теоре­тики Нового времени (Боден, Гроций и др.) либо брали это опреде­ление за основу собственного понятия государства, либо именовали республикой правильно устроенное государство, основанное на пра­вовой общности граждан (Кант).

Цицерон придавал важное значение государственному устрой­ству. Причиной объединения людей в государство он называл врож­денную потребность жить вместе. Следуя Полибию, Цицерон писал о видах государственного устройства (монархия, аристократия, де­мократия) и о неизбежности их вырождения: "Все виды государ­ственного устройства, упомянутые выше, легко превращаются в свою порочную противоположность, - вследствие чего царь ока­зывается властелином, оптиматы кликой, народ изменчивой тол­пой". Вслед за Полибием, за сто лет до этого воспевшим Римскую республику, Цицерон пишет о смешанном государственном уст­ройстве как о наиболее стабильном и прочном. "Из трех указанных видов государственного устройства, - писал Цицерон, - самым лучшим является царская власть, но царскую власть превзойдет такая, которая будет образована путем равномерного смешения трех наилучших видов государственного устройства. Ибо желательно, чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы одна часть власти была уделена и вручена авторитету первенству­ющих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа".

Цицерон писал, что прочность государства зависит от его уст­ройства и от незыблемости законов - "подобно тому, как магист­ратами руководят законы, так народом руководят магистраты; магистрат - это закон говорящий, а закон - это безмолвный ма­гистрат". Однако, рассуждал Цицерон, не всякие законы и уста­новления могут считаться правом. Справедливости противоречат законы тиранов, законы, установленные в расчете на выгоду. "Если бы права устанавливались повелениями народов, решениями пер­венствующих людей, приговорами судей, то существовало бы пра­во разбойничать, право прелюбодействовать, право предъявлять подложные завещания, - если бы права эти могли получить одоб­рение голосованием или решением толпы".

Источник законов и права Цицерон искал в природе человека и общества, так как вне семьи, гражданской общины, государства люди существовать не могут. Вслед за стоиками он рассуждал о божественном законе разума, образующем единую для всех спра­ведливость: "Закон есть заложенный в природе высший разум, - писал Цицерон, - велящий нам совершать то, что следует совер­шать, и запрещающий противоположное... Закон есть решение, от­личающее справедливое от несправедливого и выраженное в соответствии с древнейшим началом всего сущего - природой, с кото­рой сообразуются человеческие законы, дурных людей карающие казнью и защищающие и оберегающие честных".

Нетрудно заметить, что справедливость Цицерон определял как отсутствие несправедливости. Это, действительно, так - Цицерон порицал как несправедливые ряд законов его времени - таковы земельные и хлебные законы некоторых трибунов, обострявшие раскол римской общины, закон, дававший диктатору Сулле право без суда казнить граждан1, любые законы, ослабляющие единство римского народа. Цицерон был убежденным сторонником "сенат­ской республики", основанной на солидарности римского народа: "Наилучшим является государственный строй, оставленный нам предками". Периодом процветания Римского государства, основан­ного на единстве народа, Цицерон считал период примерно от со­глашения патрициев и плебеев (V в. до н. э.) до выступлений крес­тьянства за аграрную реформу (II в. до н. э.). Стремления и смерть трибуна Тиберия Гракха, писал Цицерон, "разделили единый на­род на две части". Это разделение усилилось из-за несогласий в Сенате, из-за диктаторов и мятежных триумвиров.

Жизнь Цицерона закончилась трагично. Блестящий оратор и активный политический деятель периода становления "цезаризма" был казнен по приказу одного из претендентов на высшую власть, вскоре тоже павшего на поле политической борьбы

11) римские юристы о праве и его видах

Эпоха. III в. до н.э. - III в. н.э. Римские юристы играли в этот период огромную роль в жизни общества. Они занимались практической деятельностью по разрешению правовых споров по трем направлениям:

1) отвечали на юридические вопросы частных лиц;

2) сообщали нужные формулы и помогали при заключении сделок;

3) сообщали формулы для ведения дела в суде.

Римские юристы пользовались огромным уважением в

обществе, что гарантировало им в республиканский период выборные должности, в императорский - придворные должности.

Практическая деятельность римских юристов обусловила необходимость толкования права, источниками которого были:

Обычное право;

Законы 12 таблиц;

Законодательство народных собраний;

Эдикты магистратов;

Сенатусконсульты;

Конституции императоров.

Любое толкование предполагает наличие общей культуры. Ее основой стала греческая философия, глубоко проникнутая этической проблематикой.

К числу наиболее известных римских юристов относят

Цельса, Павла, Ульпиана, Модестина, Папиниана, Гая.

Логическое основание правовых взглядов. Огромное влияние на римских юристов оказала философия стоицизма - последнее по времени направление греческой (послеаристотелевской) философии. Стоики говорили не о человеке в империи, а о человеке в мире. Провозглашали идеи космополитизма и индивидуализма. Основное правило стоиков: «Живи сообразно с природой вещей». Стоики считали единственным источником права природу, а единственным правом - естественное право. Этой философией и объясняется преклонение римлян перед естественным правом - справедливостью.

Римские юристы при разборе конкретных юридических дел толковали существующие правовые нормы в духе их соответствия требованиям справедливости или могли изменить старую норму с учетом новых представлений о справедливом праве.

Ульпиан писал о деятельности римских юристов: «нас называют жрецами, ибо мы заботимся о правосудии, возвещаем понятие доброго и справедливого, отделяем справедливое от несправедливого, ... стремясь к истинной, если я не заблуждаюсь, философии, а не к мнимой»

Цельс: право есть искусство добра и справедливости

(jus est ars boni et aequi).

Ульпиан: «Изучающему право надо прежде всего узнать, откуда происходит слово jus; оно получило свое название от justitia (правда, справедливость)...».

Павел: «право означает то, что всегда является справедливым, каково естественное право».

Классификация права. Критерий классификации - благо, которое защищено правом. Это благо может быть общественным, а может быть частным.

Ульпиан, в частности, различал:

Право публичное (jus publicum), которое «относится к положению Римского государства»;

Право частное (jus privatum), которое «относится к пользе отдельных лиц».

Частное право Ульпиан разделил на три вида:

Естественное право;

Право народов;

Цивильное право.

Естественное право (jus naturale) - общее для всех живых существ право, присущее не только человеческому роду, но и всем животным, которые рождаются на земле, на море, а также птицам: «Мы видим, что и животные даже дикие обладают опытом в этом праве».

Согласно естественному праву все рождаются свободными, заключаются браки, воспитываются дети.

Право народов (jus gentium) - право, сложившееся на космополитической основе. Это право, которым пользуются народы, оно является общим только для людей, а не для животных. Согласно этому праву ведутся войны; море признается общим для всех; обеспечивается неприкосновенность послов; люди делятся на свободных и рабов.

Цивильное право (jus civile) - естественное право и право народов, которые адаптированы к потребностям римских граждан: «Цивильное право не отделяется всецело от естественного права или права народов. Итак, если мы добавляем что-либо к общему праву или сокращаем из него, то мы создаем наше собственное право, то есть цивильное. Таким образом, наше право является или писаным или неписаным, как у греков; из законов одни записаны, другие не написаны».

Цивильное право - это для римских граждан право частной собственности и семейное право.

Заслуги римских юристов трудно переоценить.

Римские юристы предложили новую классификацию права, разделив его на публичное и частное.

Многие труды римских юристов (Институции Гая, работы Ульпиана, отрывки из сочинений 38 римских юристов (I-IV в. н.э.)) вошли в единый правовой документ императора Юстиниана I в 534 г., который с 1583 г. стал называться Corpus Juris Civilis (Свод римского гражданского права).

Римское право позднее было рецепировано во многих странах Западной Европы, что является бесспорным свидетельством высокоразвитой правовой культуры, созданной римскими юристами.

С III в. до н.э. началось публичное обучение юриспруденции, которое получило дальнейшее развитие в системе юридического образования Запада.

12) политическое учение августина

Аврелий Августин (Августин Блаженный) (354 - 430 гг. н.э.) - христианский богослов, епископ.
Эпоха. С IV в. н.э. христианство в Римской империи становится государственной религией. Распад и кризиса Римской империи. В 395 г. Римская империя была разделе на на Западную и Восточную. Разграбление Рима в 410 г. вестготами.
Биография. Выходец из Африки: родился на террито рии нынешнего Алжира. Мать - христианка, отец - язычник. До 33 лет тоже был язычником, в 33 года крес тился. Вернулся в Африку, был рукоположен в епископы и с 396 г. - епископ города Гиппона (Северная Африка).
Логическое основание политического учения. Теоцен- тризм (в центре мироздания - Бог). Исходя из этой посылки, Августин предлагает следующее понимание ис тории человечества и самого человека. История человече ства - это осуществление божественных предначертаний. Цель человечества - достижение града Божия. Установит ся вечный мир, будет состояние, в котором невозможно грешить, не будет зла, будет нескончаемый досуг, не будет труда, вызываемого нуждой.
Августин различает две природы человека:
до грехопадения человек был невинным существом;
после грехопадения и понесенного наказания человек стал «смертным, невежественным и подчиненным плоти».
Итак, человек теперь - грешник. Люди совершили грех перед Богом: они отведали от древа познания, отравив тем самым все мироздание.

Основные работы: «О граде Божии», «Исповедь», «Трактат о ересях».
Содержание политического учения. Понимание Авгу стином истории человечества и понимание греховной при роды человека нашло прямое отражение в его политичес ком учении, которое было изложено в книге «О граде Божии» (De civitate Dei).
Происхождение государства. Августин считает, что го сударство является следствием греховной природы челове ка. В подтверждение этого тезиса Августин приводит два доказательства:
согласно Священному писанию от Адама и Евы роди лись Авель и Каин, а Каин убил Авеля. Каин же как раз и является по Священному писанию создателем государства: «и построил Каин город». Авель же, праведник, никакого града не построил. Следовательно, создателем государства явился грешник, братоубийца;
из история Рима известно, что основателем римского государства был Ромул - братоубийца Рема.
Сущность государства. Государство как система господ ства одних людей над другими представляется Августину и как наказание за первородный грех Адама, и как средство предупреждения совершения людьми новых грехов.
Государство предназначено не для достижения людьми счастья и блага (так считали Платон, Аристотель, Цице рон), а только для выживания в этом грешном мире.
Августин допускает, что в правильном (bene constituta) земном государстве человек может испытать лишь отблеск счастья. В государстве, «хорошо управляемом монархами, властителями, законами или всеми вместе, человек может постичь то, что называет счастьем толпа».
Что отличает государство от шайки разбойников?
Августин, рассуждая о справедливых и несправедливых государствах, пришел к выводу, что несправедливое го сударство подобно шайке разбойников: «Итак, при от сутствии справедливости что такое государства, как не большие разбойнические шайки; так как и самые разбой-нические шайки что такое, как не государства в миниа тюре? И они также представляют собой общества людей, управляются властью начальника, связаны обоюдным со глашением и делят добычу по добровольно установленно-
му закону.

Похожая информация.

Платон в рамках своей философии создал и учение о государ­стве (диалоги «Государство», «Политик» и «Законы»).

В диалоге «Государство» Платон рассматривает три основные группы вопросов. Во-первых, это вопрос о создании идеального го­сударства. Во-вторых, это определение слова «философ», которое Платон дает в связи со своим убеждением, что у власти должны на­ходиться философы. Наконец, в-третьих, Платон рассматривает воп­рос о реально существующих политических системах, т.е. анализиру­ет устройства реальных государств.

Основная цель, которую ставил перед собой Платон, состояла в написании проекта создания прочного и стабильного государства. Такое государство должно быть максимально приближенным к образцу – самой идее государства. Фактически в учении о государстве мы сталкиваемся с продолжением учения Платона об идеях: поскольку в мире нет ничего устойчивого, устойчивы только идеи, а также то, что им в наибольшей степени соответствует. Платон стремился к тому, чтобы обосновать идею идеального государства и воплотить его в жизнь.

Платон полагал, что идеальное государство должно включать в себя три сословия: ремесленников, воинов и мудрецов. Платон в соответствии со своей концепцией устройства человеческой души выделял три добродетели: сдержанность, мужество и мудрость. Ре­месленники - это те люди, у которых преобладают вожделения; имен­но они должны производить общественные блага и торговать ими. Основной добродетелью ремесленников Платон считал сдержанность. Воины - это люди, которые в своем развитии достигли высоких воле­вых качеств и мужественности, а потому на них должна быть возложена обязанность защищать государство; их основная добродетель - му­жество. И лишь те люди, которые достигли наибольшей высоты в че­ловеческом развитии, т.е. мудрецы, могут руково­дить государством.

Правители, т.е. философы, должны обладать такой добродетелью как мудрость - способность к пониманию блага. Его понимание блага существенно отличается от понимания блага, приписываемого Сократу. Пла­тон существенно расширяет понятие блага, определяя его как цель и причину всякого бытия. С точки зрения Платона, человек познает бы­тие лишь благодаря существованию блага: «Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага... Считай, что и познаваемые вещи не только могут познаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно - за пределами существования, превышая его достоинством и силой».

Из того, что Платон отождествлял бытие с идеями, в частности, вытекает, что благо является причиной и целью существования идей, т.е. существует как нечто внешнее по отношению к идеям, существует до и помимо них. Благо придает миру единство, меру и порядок; оно является причиной не только того, что мир познаваем, но и того, что вещи обладают бытием. При этом для Платона вполне закономерным является вопрос о благе как об основании мира, в то время как вопрос об основаниях самого блага оказывается полнос­тью лишенным смысла. Платон сравнивает благо с солнцем, которое, освещая предметы, делает их видимыми, а также дает жизнь растениям, животным и людям. Из этого и вытекает необходимость того, что править идеальным государством должны философы.

Платон считал, что рождение и воспитание детей - это дело государственной важности, а потому семья не может брать на себя эти обязанности. Соответственно, эту роль берет на себя государ­ство, отбирая детей у матерей и воспитывая их в соответствии с их способностями. Это необходимо для того, чтобы отобрать лучших, которые смогут управлять государством и защищать его. Следова­тельно, «собственность» на детей также является коллективной, как и собственность на предметы быта (и, как полагал Платон, на женщин). Конечно, Сократ, от имени которого излагаются идеи Платона, предви­дит трудности, связанные с таким положением. Однако они не кажут­ся ему непреодолимыми.

Подготовка правителей, по Платону, должна включать начальное образование - изучение музыки, поэзии и гимнастики до достижения двадцатилетнего возраста, изучение астрономии, математики и гармонии в течение 10 лет, затем изучение философии в течение 5 лет с последующей практической государственной дея­тельностью. Только после этого, т.е. по достижении пятидесятилет­него возраста, человек может занимать руководящие места в госу­дарстве. Кроме того, претенденты на власть должны проходить жест­кий отбор: только так, по мнению Платона, можно подготовить действительно достойных правителей.

В платоновском идеальном государстве практически нет места творчеству и искусству. Парадоксально, но это так, тем более что Платон был идеалистом. Он полагал, что искусство в большинстве его проявле­ний способствует развитию изнеженности; следовательно, оно в це­лом вредно для государства и должно быть запрещено. В некото­рых случаях, доказывая вредность искусства, Платон доходит до весь­ма причудливой аргументации. В частности, он указывает, что хороший человек не должен стремиться подражать дурному человеку; посколь­ку же в большинстве пьес выводятся злодеи, драматургу и актеру, который играет роль злодея, приходится подражать людям, виновным в различных преступлениях. Поэтому в пьесах, если вообще их можно допустить, не должны выводиться другие характеры, кроме безупреч­ных мужчин-героев хорошего происхождения. Поскольку невозможность этого очевидна, Платон решает изгнать всех драматургов из своего города: «Если же человек, обладающий умением перевоплощаться и подражать чему угодно, сам прибудет в наше государство, желая показать нам свои творения, мы преклонимся перед ним, как перед чем-то священным, удивительным и приятным, но скажем, что такого человека у нас в государстве не существует, и что недозволено здесь таким становиться, да и отошлем его в другое государство, умастив ему главу благовониями и увенчав шерстяной повязкой...».

Тем не менее, Платон не отрицает воспитательной функции ис­кусства, что приводит его к допущению необходимости искусства, предназначенного исключительно для воспитания граждан. В воспи­тание граждан входит не только «гимнастика», под которой Платон понимал физическое развитие, но и «музыка» - в особом смысле этого слова, имеющем отношение к музам вообще.

Платон негативно относился к частной собственности. С его точки зрения, наличие частной собственности представляет собой соблазн для тех, кто обладает властью; по этой причине необходимо исключить возможность корыстных мыслей, просто запретив частную собственность.

В заключение диалога «Государство» Платон предлагает клас­сификацию форм власти. Он выделил:

1) аристократию, т.е. власть избранных;

2) монархию;

3) тимократию (т.е. власть воинов: в качестве примера он приводит Спарту);

4) олигархию - власть небольшого числа богачей;

5) демократию, крайней формой которой является охлократия, т.е. власть толпы;

6) тиранию;

7) идеальное государство, которое не может быть воплощено в дей­ствительности.

Аристократия и монархия были отнесены Платоном к правильным типам государственного устройства, следующие четыре формы - к неправильным. Идеальное государство в теории Платона стояло особняком, поскольку не могло существовать в реальности.