Раскопанные воспоминания: хроники Лодзинского гетто в фотографиях Генрика Росса

Варшавское гетто - жилая зона, созданная нацистами в период оккупации Польши, куда насильственно перемещали евреев в целях изоляции их от нееврейского населения. За время существования гетто его население уменьшилось с 450 тысяч до 37 тысяч человек. Немецкому солдату-радисту и по совместительству фотографу Вилли Георгу (Willy Georg), будучи в Варшаве в 1941 году, удалось нелегально пробраться в гетто и отснять четыре плёнки происходящего ужаса, после чего, при задержании, у него был конфискован фотоаппарат, но плёнки сохранились до наших дней.

Торговец газетами за работой

После вступления в Польшу войск Третьего рейха в октябре 1939 года оккупационные власти отдали приказ, согласно которому евреям предписывалось сдать наличные деньги в кредитно-финансовые учреждения. На человека разрешалось оставить не более 2000 злотых.

Молодая еврейка в толпе

В общественном транспорте нацисты расклеивали плакаты оскорбительного характера с целью разжигания межнациональной розни.

Уличные букинисты

Говоря о причинах создания гетто в населённых пунктах Польши, нацисты утверждали, что евреи являются переносчиками инфекционных заболеваний, и их изоляция поможет защитить нееврейское население от эпидемий.

Прохожая

В марте 1940 года ряд городских районов с высокой концентрацией еврейского населения были объявлены карантинной зоной. Из этих районов было выселено около 113 тысяч поляков и на их место заселено 138 тысяч евреев из других мест.

Уличный торговец

Решение об организации гетто было принято 16 октября 1940 года генерал-губернатором Гансом Франком. К этому моменту в гетто находилось около 440 тысяч человек (37 % населения города), при этом площадь гетто составляла 4,5 % площади Варшавы.

Человек без сознания у витрины

Первоначально выход из гетто без разрешения наказывался тюремным заключением сроком 9 месяцев. С ноября 1941 года стала применяться смертная казнь. 16 ноября гетто было огорожено стеной.

Уличный попрошайка

Официально установленные продовольственные нормы для гетто были рассчитаны на гибель жителей от голода. Во второй половине 1941 года продовольственная норма для евреев равнялась 184 Килокалориям.

Торговля дровами вразвес

Однако, благодаря нелегально поставлявшимся в гетто продуктам питания, реальное потребление составляло в среднем 1125 Килокалорий в день.

Старики, просящие подаяние на улице

Часть жителей была занята на немецком производстве. Так, на швейных предприятиях работало 18 тысяч евреев. Рабочий день длился 12 часов без выходных и праздников. Из 110 тысяч рабочих гетто постоянная работа была лишь у 27 тысяч.

Группа женщин с корзинами на улице варшавского гетто

На территории гетто были организованы нелегальные производства различных товаров, сырьё для которых поставлялось тайно. Продукция так же тайно вывозилась для продажи и обмена на пищу за пределы гетто. Кроме 70 легальных пекарен в гетто работало 800 нелегальных. Стоимость нелегального экспорта из гетто оценивалась в 10 миллионов злотых в месяц.

Пожилой еврей на улице варшавского гетто

Труп жителя варшавского гетто, лежащий на тротуаре

В гетто выделялась прослойка жителей, деятельность и положение которых обеспечивали им относительно благополучную жизнь (коммерсанты, контрабандисты, члены юденрата, агенты гестапо). Большая часть жителей страдала от недоедания. Худшее положение было у евреев, переселённых из других районов Польши. Не имея связей и знакомств, они испытывали трудности в поиске заработка и обеспечении своих семей.

Две женщины, торгующие на улице варшавского гетто

В гетто происходила деморализация молодёжи, образовывались молодёжные банды, появлялись беспризорники.

Старик просящий подаяние

В гетто циркулировали слухи о массовом уничтожении евреев в провинциях Польши. Чтобы дезинформировать и успокоить жителей гетто, немецкая газета «Варшауэр цайтунг» сообщала, что десятки тысяч евреев занимаются строительством производственного комплекса. Кроме того, в гетто было разрешено открыть новые школы и приюты.

Чаепитие на улице

22 июля 1942 года юденрат был проинформирован, что все евреи за исключением работающих на немецких предприятиях, работников госпиталей, членов юденрата и их семей, членов еврейской полиции в гетто и их семей будут депортированы на восток. Еврейской полиции было приказано обеспечить ежедневную отправку 6 тысяч человек на железнодорожную станцию. В случае неисполнения распоряжения нацисты угрожали расстрелять заложников.

Торговцы обувью

В тот же день состоялось собрание участников подпольной еврейской сети, на которой собравшиеся решили, что отправка жителей будет производиться с целью переселения в трудовые лагеря. Было принято решение не оказывать сопротивления.

Овощной торговый прилавок в варшавском гетто

Ежедневно из здания больницы, назначенной пунктом сбора, людей выгоняли на погрузочную платформу. Физически крепких мужчин отделяли и направляли в трудовые лагеря. Кроме того, освобождались занятые на немецких предприятиях. Остальных (не менее 90 %) загоняли по 100 человек в вагоны для скота. Юденрат делал заявления, опровергая слухи о том, что вагоны следуют в лагеря уничтожения. Гестапо распространяло письма, в которых от имени выехавших жителей рассказывалось о трудоустройстве на новых местах.

Истощенный человек, сидящий на тротуаре

В первые дни полиция захватывала нищих, инвалидов, сирот. Кроме того, было объявлено, что добровольно явившимся на пункты сбора будут выданы три килограмма хлеба и килограмм мармелада. С 29 июля началось окружение домов с проверкой документов, не имевших справок о работе на немецких предприятиях отправляли на погрузочную платформу. Пытавшиеся скрыться расстреливались. В этих проверках также принимали участие литовские и украинские коллаборационисты. К 30 июля было вывезено 60 000 человек.

Истощенный ребенок

Двое детей, просящие подаяние на тротуаре в варшавском гетто

21 сентября были окружены дома еврейской полиции, большинство полицейских вместе с женами и детьми были отправлены в лагеря уничтожения.

Чаепитие на улице варшавского гетто

В течение 52 дней (до 21 сентября 1942 года) около 300 тысяч человек было вывезено в Треблинку. В течение июля еврейская полиция обеспечила отправку 64 606 человек. В августе было вывезено 135 тысяч человек, за 2-11 сентября - 35 886 человек. После этого в гетто осталось от 55 до 60 тысяч человек.

Уличные торговцы дровами и углем в варшавском гетто

В последующие месяцы оформились Еврейская боевая организация численностью около 220-500 и Еврейский боевой союз численностью 250-450 человек. Еврейская боевая организация предлагала оставаться в гетто и оказывать сопротивление, тогда как Еврейский боевой союз планировал покинуть гетто и продолжать действия в лесах. Участники организаций были вооружены преимущественно пистолетами, самодельными взрывными устройствами и бутылками с горючей смесью.

Пожилые евреи

С 19 апреля по 16 мая 1943 года в Варшавском гетто произошло вооружённое восстание. Восстание было подавлено войсками СС. В ходе восстания было убито около 7000 защитников гетто и около 6000 сгорели заживо в результате массовых поджогов зданий со стороны немецких войск. Оставшиеся в живых жители гетто в количестве около 15000 человек были отправлены в лагерь смерти Треблинка.

Групповой портрет жителей варшавского гетто

Прохожий подает детям на улице в варшавском гетто

Уличное движение в варшавском гетто. На переднем плане конный катафалк и велосипедист

Помнит ли Варшава войну? Даже спустя 73 года этот город не смог залечить раны до конца. Варшава была полностью уничтожена войной и отстроена заново. Собираясь в Польшу, я думал что здесь всё давно забылось и осталось лишь в памяти глубоких стариков.

Тем более странно было гулять между сгоревших руин еврейского гетто и ощущать, что война закончилась только вчера.

1 Мы начинаем прогулку от отеля Radisson Blu Sobieski, расположенному у старого центрального вокзала Варшавы. Теперь там железнодорожный музей, а сам район находится прямо на границе бывшего гетто, но за его пределами. Второй варшавский Рэдиссон стоит прямо в сердце еврейского района времён войны, тогда на его месте стояло здание Юденрата.

2 Сытный завтрак - лучшее начало дня. Оказавшись в Варшаве ровно 1 мая я понимал, что обед может быть не скоро: в Польше тоже любят майские праздники и предпочитают в эти дни не работать. Первое - день труда, второе - день флага, третье - день Конституции.

3 На самом деле не всё так страшно, голодным не остался, но взял с собой фруктов в дорогу. Но окажись вы здесь в воскресенье или в канун Рождества, будьте готовы что отель может быть единственным местом, где получится поесть.




4 Сам не знаю, почему я до сих пор не бывал в Варшаве. Но с каждым годом город меняется. Не как или , конечно, но был бы с чем сравнить.

5 Местами очень похоже на большие американские города, в Европе подобное можно увидеть пожалуй только в Франкфурте.

6 Все эти ультрамодные стекляшки возникли не на пустом месте. В старых европейских городах такое просто негде строить в центре города.

7 Люди продолжали жить в домах бывшего гетто ещё лет пятдесят после войны, у Польши просто не было денег сразу перестроить жилой фонд и построить всем новые современные дома. Все эти годы дома обновлялись, сносили целые районы, возводили панельные многоэтажки, сейчас недвижимость выросла в цене, строят офисы и "элитные" дома. По соседству с страшными облезлыми призраками прошлого.

8 Эти гнилые зубы - те самые дома Варшавского гетто, куда согнали евреев со всей Варшавы. Именно отсюда они уезжали в Аушвиц и Треблинку. Даже смотреть жутковато, а кому-то приходилось жить в этих квартирах после всего случившегося.

9 Старый двор-колодец чем-то даже мил, во дворе высоченная старая липа. Но она, конечно, появилась здесь уже после войны.

10 Пусть целые окна не вводят в заблуждение - эти дома мертвы, пусты и заброшены. Несколько лет назад, говорят, можно было легко забраться внутрь, теперь все нижние этажи качественно замурованы, в верхних зачем-то вставили новые стеклопакеты. Зачем? Восстанавлению район не подлежит, всё сносят постепенно.

11 Пробраться внутрь зданий мне так и не удалось: заборы, амбарные замки, кирпичная кладка...хотя охраны нет. Но много прохожих.

12 Женщина в халате курит на своём открытом балконе. Из её квартиры открывается "шикарный" вид на старую стену из красного кирпича. Это та самая стена. Что думает женщина, выходя на балкон несколько раз в день, чтобы выкурить сигаретку?

13 Я бы хотел спросить местных жителей, особенно пожилых, каково им живётся здесь, после всего пережитого в сороковые. Но не стал, слишком лично.

14 Остатки стены стали мемориалом, сюда постоянно приходят туристы со всего мира. Вообще большинство достопримечательностей Варшавы так или иначе связаны с войной. Это может не нравиться, но от истории не убежать. Некоторые кирпичи отсутствуют. Их забрали музеи Холокоста со всего мира. Увезли даже в Австралию.




15 Сегодня стена перегораживает жилой район, вокруг стоят современные (и не бедные) дома. Какое-то время в стене появился проём, чтобы жителям было удобнее ходить по району. Позже его снова замуровали. Глухой угол стал излюбленным местом алкашей. Вечерами здесь тихо, а туристы и вся шумиха - с другой стороны.

16 Видел много пьющих на улице людей. Дело было ранним утром первого мая. Но не будем заострять внимание.






17 Следы от пуль

18

19 Смотрите под ноги и увидите, где проходила стена.

20 Смотрите вверх чтобы понять, гетто никуда не исчезло. Оно всё ещё здесь. Зияет пустыми глазницами окон, видевших нечеловеческие страдания.

21 Мало кому из живших в этих квартирах евреев удалось избежать страшной смерти в концлагере. Начиная с 1942 года, каждый день (!) отсюда выгоняли 6 тысяч человек и отправляли в вагонах для скота на восток, в Треблинку или на юг, в Освенцим.

22 К 1940 году сюда переселили 440 тысяч человек, почти 40% населения всей Варшавы, при том что гетто занимало лишь 4,5% территории города. К 1942 году в гетто осталось лишь 50-60 тысяч человек, остальные были уничтожены.

23 До самого 21 века в квартирах варшавского гетто проживали люди. И только теперь всё это окончательно уходит в прошлое.

24 Ещё год, максимум два, и от гетто останется только история и несколько мемориалов. А на месте низеньких кирпичных домов вырастут новые, большие и стеклянные.

25

26 И вся Варшава будет модной, современной и красивой.

27 Пройдёшь так по зелёной улице, засмотришься на работу архитектора, невольно опустишь глаза и увидишь рельсы. Но ведь здесь не ходит трамвай!

28 Вот ещё одно напоминание о прошлом. Брусчатка и остатки путей так и лежат на месте, куда их положили ещё до войны. Здесь слева и справа были высокие кирпичные стены гетто, а трамваи звенели и шли мимо, не делая остановок. Евреям было запрещено пользоваться транспортом и покидать гетто, а внутри - только пешочком.

29 Тебе скучно, мальчик? Ничего, подрастёшь и всё узнаешь и поймёшь.

30 Варшавское гетто было разрезано трамвайными путями, а две части сообщались при помощи деревянного пешеходного моста. Он не сохранился, но на его месте теперь мемориал, вечером подсвечивается.

Возможно, то самое место. Между стен - свободные люди, по мосту идут евреи в повязках.

31 Послевоенная архитектура.

32 Старый рынок Hala Mirowska. Будете в рабочие часы - советую заглянуть, там аутентично.




33 Чудом уцелевшая синагога Ножиков, единственная довоенная, что сохранилась в Варшаве. Немцы закрыли её и устроили конюшню. Во время Варшавского восстания здание синагоги значительно пострадало из-за уличных боёв, но не было полностью разрушено. После Второй мировой войны синагога была отремонтирована на средства выживших евреев

34

35 Внутри отличные и недорогие сувениры на еврейскую тему, кошерные продукты и предметы иудаики.

36 Юрий, добрый и приветливый хозяин магазина.

37 Евреям в современной варшаве ничего не угрожает. Но здание, на всякий случай, окружили бетонными блоками. Хотя в 90е годы её несколько раз пытались поджечь.

38 Вокруг синагоги любопытные и отлично сделанные плакаты, рассказывающие об иудейских традициях простым и понятным языком (есть перевод на английский).

39 Улицу Prozna называют единственной сохранившейся. Не верьте, эта информация устарела. От всей улицы осталось 4 дома, три из них восстановлены, а тот что слева завешен фальшфасадом, хотя раньше в окнах заброшенного дома висели фотографиии его жителей времён гетто.

40 Так дом выглядит с обратной стороны, но реконструкция. уже началась. Его не снесут. Наверное, сделают дорогие апартаменты.

41 Реклама нового спектакля Польского театра - "Король", по одноимённой книге Щепана Твардоха, рассказывающей о жизни еврейской Варшавы 1937 года.

42

43

44

45 У входа в парк - могила неизвестного солдата. Мемориал польским воинам, погибшим во всех битвах и сражениях, начиная с Первой мровой. Чтобы помнили, благодаря кому сегодня бьют фонтаны.

46 А это уже Старый город, лубочно-открыточная часть Варшавы.

47 Полный туристов район с ресторанами, мыльными пузырями и сахарной ватой.

48 Картинка дня, иначе и не скажешь.

49 Ряженый шарманщик работает ещё и фотомоделью. Плати три злотых и фотографируй.

50 Такие районы всегда отдают чем-то ненастоящим, искрят фальшивкой. В Варшаве он действительно ненастоящий, ведь город был разрушен, и всё что мы видим сегодня - новодел. Всё было отстроено заново по старым фотографиям. Зато прогулка по кварталу даст представление, какой была Польша раньше, задолго до второй мировой войны.

51 Настоящая же старая Варшава - это Прага. Так называется район, про который я расскажу в одном из следующих постов. Туристы туда не доходят, слишком грязно и неоднозначно. Зато по пути можно встретить немецкий бункер 1944 года, построенный во время Варшавского восстания на углу военного госпиталя да так и оставшийся возле забора городской больницы.

52 Мне кажется, поляки рефлексируют о войне не меньше, чем русские. Снимают фильмы, задают вопросы, и в первую очередь самим себе.

53 Хотя вопрос, кто хуже - Гитлер или Сталин, так и останется без ответа. По крайней мере, для поляков.

54 А вообще, весеннее Варшава - отличное место. Уютный, невероятно зелёный город на берегу Вислы, и я был бы рад сюда вернуться. Чтобы увидеть её с другой стороны.

Завтра, в 10 утра я опубликую новый репортаж из Польши. Возможно, один из самых серьёзных в этом блоге. Приходите!

А, ещё минуточку! Все мои путешествия застрахованы на

В 1939 году фашистская Германия вторглась в Польшу и в крупных городах сразу появились гетто, в которых изолировали еврейских жителей.

Генрик Росс (Henryk Ross) был новостным и спортивным фотографом в Лодзи. В городском гетто его приняли на работу в отдел статистики, чтобы он снимал портреты для удостоверений личности и делал пропагандистские кадры на фабриках, где использовали еврейский труд для производства товаров на нужды вермахта.

В свободное от работы время Росс документировал реалии гетто. Рискуя жизнью, через отверстия в стенах, щели в дверях и из складок своего пальто он снимал голод, болезни и казни. Фотограф продолжал снимать, когда десятки тысяч евреев из гетто отправлялись в лагеря смерти в Хелмно и Освенцим.

В кадрах Росса запечатлелись и крошечные проблески радости – спектакли, концерты, праздники, свадьбы – акты сопротивления бесчеловечному режиму.

1940. Мужчина, идущий по Вольборской улице через развалины синагоги, разрушенной немцами в 1939 году.


1940-1944. Знак на ограждении еврейского квартала: «Жилая зона евреев. Вход воспрещён».


1940-1944. Мост на Зигерской (Арийской) улице.

Будучи официальным обладателем фотокамеры, я смог запечатлеть все трагические периоды в Лодзинском гетто. Я делал это, осознавая, что если бы меня поймали, то меня и мою семью предали бы пыткам и убили бы. Генрик Росс


1940. Генрик Росс фотографирует группу людей для удостоверений личности. Еврейская администрация, отдел статистики.


1940-1944. Группа депортируемых женщин, проходящих с вещами мимо развалин синагоги.

В конце 1944 года Советская армия продолжала вытеснять немцев, и стало ясно, что Лодзинское гетто вскоре ликвидируют. Росс понимал, что в любой момент его могут депортировать в лагерь смерти. Поэтому собрал 6000 своих негативов, поместил их в картонные коробки и закопал рядом со своим домом в надежде, что когда-нибудь их найдут.

19 января 1945 года советские войска освободили тех, кто уцелел в гетто. Из более 200 000 евреев в живых остались лишь 877 человек. Одним из них был Генрик Росс.

В марте 1945 года он вернулся в свой дом на Ягеллонской улице и откопал свою капсулу времени. Влага разрушила половину негативов, но сохранилось достаточное количество кадров, чтобы сохранить память о тех, кто жил и умер в гетто.

Фотографии Генрика Росса пополнили коллекции Художественной галереи Онтарио. В настоящее время их показывают в Музее изящных искусств в Бостоне на выставке «Раскопанные воспоминания: Лодзинское гетто в фотографиях Генрика Росса».


1940. Мужчина, доставший Тору из-под развалин синагоги на Вольборской улице.

Я закопал свои негативы в земле, чтобы сохранить документы о нашей трагедии.... Я ожидал, что польских евреев полностью уничтожат. И хотел оставить хронику нашего мученичества. Генрик Росс.




1940-1944. Портреты пары.


1940-1944. Медсестра, кормящая детей в детском доме.



1940-1944. Праздник.



1940-1944. Спектакль на заводе «Сапожник из Марысина».



1940-1942. Женщина с ребёнком (семья полицейского в гетто).



1940-1944. Свадьба в гетто.



1942. Детей везут в нацистский лагерь смерти Хелмно (Кульмхоф).



1940-1944. Мальчик в поисках еды.



1940-1944. Девочка.



1942. Мужчины тащат телегу с хлебом.



1940-1944. «Суп на обед».



1940-1944. Больной мужчина на земле.



1944. Вёдра и тарелки, оставленные жителями гетто, которых депортировали в лагеря смерти.



1940-1944. Улыбающийся ребёнок.

Источник фотографий: Генрик Росс,

Лодзинское гетто в Польше - одно из страшнейших мест-свидетельств человеческой жестокости. Оно было организовано нацистами в феврале 1940 года, здесь отбывали заключение преимущественно евреи и цыгане, работая на нужды вермахта. Недавно прошла презентация работ польского фотографа Генрика Росса (Henryk Ross) , который проходил службу в Департаменте статистики при Юденрате. На его снимках - жизнь Лодзинского гетто в годы нацистской оккупации.



На момент начала Второй мировой войны в Польше проживало более 3 млн евреев. Судьба большинства из них - трагична, они жили в изоляции, став рабами оккупантов, многих угоняли в концлагеря. Росс работал спортивным фотожурналистом до войны, с приходом нацистов его вместе с еще 160 тысячами евреев заключили в Лодзинское гетто. Плотность населения здесь достигала 40 тысяч человек на квадратный километр. Исторический район Лодзя нацисты превратили в промышленный комплекс, который выполнял заказы вермахта, снабжая немецкую армию.



На снимках Росса - сцены массовых депортаций евреев в лагеря смерти Хелмно и Аушвиц, редкие минуты радости в дни национальных праздников, будни заключенных. Эти фотографии были сделаны неофициально в 1940-1944 годы, надежно спрятаны во время ликвидации гетто. Автор надеялся, что в будущем эти фотографии послужат важным свидетельством нацистских зверств в Лодзе.





Росс рассказывал, что для работы в Юденрате ему выдали камеру, поэтому он получил возможность делать не только снимки, требуемые для отдела статистики, но и выходить на улицы, чтобы запечатлевать настоящее положение дел. Он прекрасно осознавал, что при выявлении этих снимков ему и его семье грозит мучительная смерть, но продолжал свое занятие из чувства гражданского долга.




Ассистентом Росса была его жена Стефания, именно она прятала фотоаппарат мужа, когда они выходили на улицу. В нужный момент она доставала камеру Россу, убедившись, что за ними никто не наблюдает. Открыто снимать было опасно, например, фотографии депортации евреев были сделаны через небольшую дыру в стене на железнодорожной станции.

Прогулки по еврейской польше

реальность варшавских миражей

Виктория Мочалова

Живут не только в домах, но и в памяти, в традиции, истории, культуре. А в Варшаве это важнее, чем в каком-либо другом месте на свете. Иногда трудно поверить, что этот город существует.

Малгожата Барановска. Варшава. Месяцы, годы, века (1997)

Современная Варшава – город-призрак, сохранивший лишь свое название и место на карте, свою историческую память, мартирологию и мифологию, но не улицы, не дома, не площади. Плоть довоенной Варшавы утрачена безвозвратно, ее нельзя просто увидеть из окна туристического автобуса или ощутить, прогуливаясь по улицам. Чтобы познать Варшаву, надо знать, иначе вообще ничего не увидишь. Путешествие по Варшаве – это путешествие не по земле, а по истории, литературе, живописи, куда старая Варшава перетекла, истекая кровью. Здесь больше, чем в какой-либо другой европейской столице, необходимо мобилизовать эрудицию и воображение, сквозь современный облик города прозревая прошлое – прочитанное у поэтов и мемуаристов, запечатленное художниками.

Улица Медовая в Варшаве. Каналетто. 1777 год

Одному из них сегодняшняя Варшава особо признательна – это венецианец Бернардо Беллотто по прозвищу Каналетто (1722–1780), который был придворным живописцем у последнего польского короля Станислава Августа Понятовского и оставил великолепные, детально прописанные виды Варшавы своего времени. И именно к ним обращались варшавяне – архитекторы и искусствоведы, реставраторы и строители, просто горожане, работавшие добровольцами на разборке руин, – когда восстанавливали историческую часть своего разрушенного на 85% города. Стоит обратить внимание на размещенные кое-где на улицах Варшавы большие застекленные репродукции полотен Каналетто, которые позволяют сравнить давний образец и реальность, оценить мастерство реставраторов. Результат их поразительных усилий был отмечен специальным постановлением ЮНЕСКО. Этот отлитый в бронзе текст можно прочитать на брусчатке улицы Запецек, ведущей к площади Старого рынка: «Постановлением комитета по мировому наследию варшавский Старый город признан ценностью мировой культуры. ЮНЕСКО. Сентябрь, 1980».

Разумеется, варварское уничтожение коснулось не только «польской» Варшавы, но и – в еще большей степени – некогда самого большого еврейского города Европы – Варшавы еврейской, а идише Варше. В 1916 году евреи составляли здесь 44% населения, великий еврейский поэт Ицхак Каценельсон свидетельствовал: «Варшава, была ты полна евреями - как в Судный день синагога...»

О самодостаточности варшавской еврейской жизни, ее дистанцированности от внешнего мира мы читаем, например, у Исаака Башевиса Зингера: «Предки мои поселились в Польше за шесть или семь столетий до моего рождения, однако по-польски я знал лишь несколько слов. Мы жили в Варшаве на Крохмальной улице. Этот район Варшавы можно было бы назвать еврейским гетто, хотя на самом деле евреи <…> могли жить где угодно» («Шоша»). Спустя три десятка лет последняя фраза была резко переписана историей: этот район Варшавы был назван еврейским гетто отнюдь не в сослагательной модальности, а евреи уже не могли жить где угодно…

Некогда это был город, в котором учился, работал и издал свою знаменитую книгу «доктор Эсперанто» Людвик Заменхоф, где родился Осип Мандельштам, где начал широко публиковаться Ицхак-Лейбуш Перец, один из основоположников новой идишской литературы, где выступала «мать еврейского театра» Эстер-Рохл Каминьская, где блистал в литературных кабаре самый известный польский поэт Юлиан Тувим, автор манифеста «Мы, польские евреи…», где Ицик Мангер написал и издал свою «Книгу рая», которая успела выйти в 1939 году, буквально накануне превращения «рая» в «ад».


Пружная улица

Центром еврейской жизни с XVII века служила рыночная Гжибовская площадь. Вспомним, как реб Мешулам из зингеровской «Семьи Мускат» сказал об этом месте: «Земля обетованная, а?» – когда его «экипаж свернул на Гжибовскую площадь, и внезапно все изменилось. Теперь по тротуарам сновали евреи в лапсердаках и камилавках и еврейки в накинутых на голову поверх париков шалях… Шум на улице стоял невообразимый. Уличные торговцы нараспев выкрикивали свой товар, <…> из дверей еврейских школ высыпали мальчишки», лежали коробки с талесами, тфилин, молитвенниками, ханукальными подсвечниками и амулетами для беременных, пачки газет на идише. Остановимся на Гжибовской площади и постараемся расслышать отголоски той бурной еврейской жизни, или шум массовой демонстрации 1904 года, организованной здесь Бундом в знак протеста против полицейского расстрела еврейских рабочих в Белостоке, или разговоры публики, выходящей из Еврейского театра, который теперь носит имя великой актрисы Эстер-Рохл Каминьской (1870–1925), а после войны возглавлялся ее дочерью Идой Каминьской (1899–1980).

На той же стороне площади, где стоит театр, можно увидеть сохранившиеся здания бывших еврейских магазинов, а на ее противоположной стороне – уцелевшую Пружную улицу с высокими домами конца позапрошлого века, которые заметно выделяются своим внушительным, хотя и обветшалым видом на фоне современной застройки, придавая миражу еврейского квартала эффект подлинности. Сейчас на их фасадах развешаны фотографии давних жителей – здесь предполагается устроить своего рода скансен, воссоздающий облик и дух еврейского квартала. На этой улице жил некогда богатый купец Залман Ножик, который вместе со своей женой построил рядом с домом синагогу, вмещающую шестьсот человек, в эклектичном неоромантическом стиле. Завещая общине синагогу и средства на ее содержание, Залман написал: «Синагога должна пребывать на этом месте на вечные времена и всегда носить имена супругов Залмана и Ривки Ножик». И синагога сохранилась, и теперь она – единственная действующая синагога в Варшаве (ул. Твердая, 6).

Расположенная в западной части Варшавы, на границе двух миров – еврейского и христианского, Гжибовская площадь может рассказать внимательному путешественнику о тесном соседстве двух конфессий. Напротив синагоги Ножиков над площадью возносится огромный костел Всех Святых. Раньше он стоял в окружении множества еврейских школ и синагог, располагавшихся на всех окрестных улицах: Твердой, Гнойной, Багно, Граничной, а на самой площади находились две действующие микве.

Не о религиозном соседстве, а о политическом сотрудничестве двух общин поведает нам другая площадь Варшавы, лежащая отнюдь не в еврейском квартале, а в самом центре столицы, перед королевским замком. Стоя на этой площади, мысленно перенесемся в 8 апреля 1861 года: патриотическая демонстрация, молодой католик в первом ряду несет крест, а когда он падает, сраженный пулей русских солдат, еврейский студент Михаэль Ланде подхватывает и высоко поднимает выпавший крест. Обе общины были потрясены и самим этим жестом, и тем, что Михаэль был тут же застрелен (всего погибло более ста человек), и это связало их тогда – чуть ли не буквально – кровными узами. В последовавшем восстании против российской власти приняли участие многие евреи, даже хасиды, принципиально воздерживавшиеся от участия в общественной жизни.


У Королевского замка


Мост над Холодной улицей. 1940 год

Эти поэтичные названия улиц – Панская, Сенная, Скользкая, Твердая, Хмельная, Золотая – знакомы нам по литературе и трагической истории, истории их исчезновения. Неслышный аккомпанемент Каценельсона: «Нет больше улиц Желязной, Крохмальной, Твардой – “ярмарка” завершилась».

Вот улица Холодная (Chlłodna), известная по военным фотографиям: это над ней, над ее трамвайными путями, был перекинут деревянный мост, соединявший малое и большое гетто. Каценельсон: «Я убежал на мост Хлодной, ничего тебе не сказал тогда... В Малом гетто еще светило солнце, бродили коты и собаки». Уличную кладку и пути, хотя трамвая здесь больше нет, оставили как памятник. Идя по этой улице, вспомним, что в сохранившемся сецессионном доме (№ 20), так называемом «доме под часами», до конца 1941 года жил глава юденрата Варшавского гетто Адам Черняков, который предпочел самоубийство необходимости по приказу нацистов отправлять людей из гетто в газовые камеры. «Адам, ты выбрал яд, ты плохой еврей, коль решил покончить с собой: в час, когда убивают евреев – велико ли мужество убить себя, почтенный еврей?.. Ты принял яд. Умываешь руки. Сводишь счеты с судьбой? Ты завершил свой жизненный путь. Смысл великий в смерти твоей. Кто ж исполнит приказ убийц? Теперь уж не ты», – жестко написал о нем Каценельсон. А в доме № 15 до своей гибели в 1984 году жил христианский мученик, ксендз Ежи Попелюшко, зверски убитый спецслужбами за связь с «Солидарностью», антикоммунистическим профсоюзным движением.

Во дворике дома № 60 по Золотой (Złota) улице сохранилась часть стены уничтоженного гетто, есть памятная табличка и специальное место, чтобы поставить поминальную свечу. Надо отдать должное той бережности, с которой здесь относятся к исторической памяти, в том числе и еврейского народа. В современной Польше, где историческое чувство исключительно развито, принято считать, что история польского еврейства вписана в национальную историю и культуру и потому подлежит неукоснительному почитанию.

Жизнь современной варшавской еврейской общины, самой многочисленной в Польше, протекает в этом же квартале, рядом с синагогой Ножиков. Здесь находится общинный центр, кошерный ресторан, офисы различных еврейских организаций и редакции немногих выходящих в Польше еврейских изданий, например журнала «Мидраш»; есть здесь и небольшой еврейский магазин с сувенирами и кошерными продуктами. А научная еврейская жизнь концентрируется вокруг Еврейского исторического института им. Эммануэля Рингельблюма: здесь собраны и хранятся богатые архивы, работает научно-исследовательский коллектив, открыта библиотека, книжный магазин и постоянные экспозиции, отражающие историю и культуру польских евреев и события Холокоста.

Институт расположен в бывшем здании Главной еврейской библиотеки при Большой синагоге на улице Тломацке (д. № 3/5), которая до войны была значительно больше, чем сейчас. Чтобы представить себе ее прежний размер, посмотрите на проезжую часть Аллеи Солидарности у Банковской площади: старая улица Тломацке шла еще дальше того места, где стоит не тронутое историческими катаклизмами круглое строение XVIII века – теперь его назначение не вполне понятно, но старым варшавянам, прозвавшим его «Толстой Катькой», оно служило колодцем. Самой Большой («прогрессивной») синагоге на Тломацке, построенной в 1870‑ х и вмещавшей три тысячи человек, не было суждено такое долголетие: немцы взорвали ее в мае 1943‑ го в честь разгрома восставшего гетто. Теперь на ее месте возвышается безликий «голубой небоскреб», каких много в больших городах мира. Его, правда, отличает одно мистическое обстоятельство: небоскреб никак не удавалось достроить – эта стройка века продолжалась 30 лет, поскольку, согласно варшавской легенде, возведению небоскреба на месте уничтоженной синагоги препятствовало раввинское проклятие.

Идя на север в сторону еврейского района Муранов с его знаменитыми улицами – Милая (Каценельсон: «В Варшаве улица есть, улица Мила. Вырвите из клеток грудных сердца, вложите в них камни, из черепа вырвите белки плачущих глаз, ничего вы не видели, ничего не слыхали, дух жизни сотрите с лица, уши заткните, чтоб стать глухими! Об улице Мила начинаю рассказ»), Генся, Налевки, – некогда густо заселенными, полными еврейских лавок и мастерских ремесленников, мы дойдем до того страшного места, которое никогда не называют «перевалочным пунктом» или «местом пересадки», но всегда используют только, так сказать, язык оригинала: Umschlagplatz. Отсюда отправили на смерть 300 тыс. варшавских евреев. В память об этом здесь возведен мемориал. Поскольку такое количество фамилий разместить не представлялось возможным, решили оставить лишь имена – их там 350: Авраам, Борух, Хана и т. д. И здесь не могут не прийти на память строки об этом месте из «Сказания об убиенном еврейском народе» Каценельсона:

От Новолипок течет поток,

Вливается в улицу Заменхоф:

к перрону вокзала.

Рыдания горло душат.

Ждут вагоны пустые – путь их не так уж

далек,

Завтра вновь вернутся пустыми...

Великий ужас меня охватил, страх меня

с места гонит,

Вот они здесь - вагоны! Вернулись –

раскрыты настежь,

Только вчера уехали и вот уж вернулись,

стоят на «Умшлаге» – грузовом перроне,

Хищно разинув широкие жадные пасти!..

…Лишь недавно стояли, битком набитые

до удушья,

Стояли в них мертвые и живые, мертвый

к живому приник,

Стояли вплотную, но не могли упасть,

живые и мертвые души,

Понять нельзя было, кто мертвый,

кто живой, весь изошедший в крик…

Куда нас везут? Кто там читает «Видуй»

вслух в этом смертном улье? Повторяйте за ним как один: Г-споди, укрепи!..

Вагоны! До отказа набиты были вы –

пустыми вернулись, вагоны!

Где вы оставили их, евреев? Что с ними

сталось?

Десятки тысяч вы поглотили, и вот вы

вновь у перрона!

Куда вы катились, вагоны? Приоткройте

тайну…

(Пер. с идиша Е. Бауха)

Именно здесь знакомый полицейский вырвал из очереди на погрузку в вагоны Владислава Шпильмана, по чьей автобиографической книге «Пианист» Роман Полански снял свой знаменитый одноименный фильм.

Отсюда по улице Заменхофа (она так называлась еще до войны) можно пройти Дорогой Памяти мученичества и борьбы евреев, вдоль ансамбля ритмично расставленных на территории бывшего гетто черных каменных глыб, мимо бункера на улице Милой, 18, в котором, окруженные нацистами, покончили жизнь самоубийством командир повстанцев Мордехай Анелевич и десятки его соратников по подпольной еврейской боевой организации в гетто.

В годовщину восстания, 19 апреля 1946 года, пережившие Холокост варшавские евреи поставили на руинах гетто, около его уже не существующих ворот, первый скромный мемориал из красного песчаника – «В память о тех, кто погиб в беспримерной и героической борьбе за достоинство и свободу еврейского народа, за свободную Польшу и освобождение человека». Еще через два года рядом был поставлен уже монументальный, совершенно затмевающий предыдущий 11-метровый памятник с рельефным изображением героев восстания в гетто на фасаде.

Недалеко отсюда расположено огромное (250 тыс. захоронений) еврейское кладбище на Окоповой улице, являющейся западной границей Муранова. В отличие от самого района, кладбище сохранилось. Среди прочих шедевров сепулькрального искусства поражает своей монументальной красотой охель Бера Зонненберга (1764–1822), богатейшего купца, прославившегося своей благотворительностью, давшего начало роду Бергсонов (среди его потомков и французский философ Анри Бергсон). Обрамленные колоннами стены охеля украшены барельефами, на одном из которых (южном) изображены реки Вавилонские и развешанные на деревьях музыкальные инструменты из 138‑ го псалма, на другом (северном) – Варшава. Здесь надо посетить могилы журналиста, математика и педагога Хаима-Зелига Слонимского, главного раввина Варшавы Дова-Бера Майзельса, издателя Самуэля Оргельбранда, писателей Ицхака-Лейбуша Переца и Яакова Динезона, основоположника еврейской этнографии Семена Ан-ского, историка Майера Балабана и многих других, составлявших цвет восточноевропейского еврейства. На этом кладбище есть и символический памятник идущему в печи Треблинки доктору Янушу Корчаку с детьми.

Синагога Ножиков.


Синагога Ножиков до реставрации. 1970-е годы

В противоположной, восточной, части города, на правом берегу Вислы находится район, именуемый Прагой, где евреи начали селиться с XVIII века. Некогда два разных города, к концу XIX века Прага и Варшава были объединены, хотя до сих пор заметно различаются по своему характеру, атмосфере, облику. Длительное раздельное существование лево- и правобережной Варшавы отразилось и в ономастике: фамилии Варшавер и Прагер указывают, что их носители происходят из разных городов. Путешественник ощущает это отличие сразу, как только перейдет мост через Вислу. Роман Полански, снимая своего «Пианиста», нашел здесь живописный межвоенный городской пейзаж – и декораций строить не понадобилось. Дело в том, что Прага в отличие от Варшавы не была разрушена немцами, ведь именно здесь в 1944 году стояли советские части: не спеша на помощь польским повстанцам, они лишь наблюдали за гибелью города с пражского берега. Кому-то неоштукатуренные предвоенные дома чуть ли не со следами снарядов покажутся непривлекательными, но зато на них почил дух истории, и, бродя по улицам Праги, вы легко погружаетесь на глубину столетий.

Ярчайшая фигура этих мест – купец, банкир, поставщик королевского двора, меценат Шмуль Зонненберг по прозвищу Збытковер (1727–1802), живший в районе, название которого – Шмуловизна, или Шмульки, – до сих пор сохранилось в пражской топонимике и отмечено на городских картах (вблизи Кавенчинской и Радзиминской улиц). Он многое сделал для пражской общины, в частности, построил здесь деревянную синагогу. Потомки Шмуля Збытковера – уже упоминавшийся Бер Зонненберг и Михал Бергсон – продолжали семейную традицию благотворительности. На Ягеллонской улице (д. № 8) на Праге сохранилась замечательная стилизация ренессансной архитектуры – здание детского дома для еврейских сирот, в котором сейчас располагается кукольный театр, но на мемориальной доске можно прочесть: «Воспитательный дом варшавской еврейской общины им. Михала Бергсона».

В 1840 году главной на Праге стала построенная Бером Зонненбергом так называемая Круглая синагога в форме ротонды, нетипичной для европейских синагог. Ее разобрали в 1961 году, и сейчас на этом месте можно увидеть холм из ее останков (под землей сохранился фундамент) и подлинную ограду. Однако за восстановление этого ценнейшего архитектурного памятника Праги борются многие историки и архитекторы и даже муниципальные власти, находятся добровольцы-профессионалы, готовые выполнить архитектурный проект бесплатно, жители улицы, готовые собрать средства на строительство. Возможно, будущий путешественник сможет уже увидеть Круглую синагогу не на гравюрах, в чертежах или макете, а в реальности.

Охель Бера Зонненберга

Еврейская община сохранила благодарную память о помощи старшего Зонненберга во время «резни Праги» в 1794 году, когда войска Суворова жестоко подавили польское восстание, в котором принимал участие и еврейский полк под предводительством полковника Берека Иоселевича, соратника Костюшко. Погибло множество повстанцев, в том числе евреев, и во всех костелах и синагогах города день 4 ноября отмечался траурными службами вплоть до второй мировой войны, и лишь ее трагедии затмили эту. Збытковер укрывал повстанцев, выкупал захваченных детей, объявил о выплате вознаграждения каждому, кто принесет ему раненого, чтобы он мог позаботиться о нем, или убитого, которого он на свои средства хоронил по еврейскому обряду. Еще в 1780 году он выкупил у королевской казны землю в районе Брудно и основал там еврейское кладбище, где впоследствии и был похоронен (могила не сохранилась), как и его жена Юдифь, частая гостья при королевском дворе, и ученый, изобретатель первого калькулятора Авраам Штерн, и многие другие.

Это кладбище было разорено немцами (Эммануэль Рингельблюм, хронист Варшавского гетто, писал: «Дьяволы не дают покоя даже покойникам»), многие мацевы вообще не сохранились – их использовали как строительный материал и во время оккупации, и в послевоенном польском строительстве, но в последние годы часть кладбища была восстановлена. В процессе реставрации кладбище окружили оградой, а по сторонам главных ворот водрузили монументальные барельефы: в память о его основателе (слева) и о жертвах Холокоста (справа). Изображение евреев, молящихся перед расстрелом, выполнено по воспоминаниям Сигизмунда Ниссенбаума, который мальчиком скрывался на этом кладбище: «Рядом с родными могилами, – написал он в своей книге, – мы чувствовали себя в относительной безопасности, хотя и там нередко ходили патрули, бывали полицейские облавы и происходили расстрелы. Именно там <…> я увидел вызывающую ужас сцену расстрела десяти человек во главе с раввином, несшим свиток Торы».

Однако этот главный вход со стороны улицы Св. Винцентия обычно закрыт, и, чтобы попасть на кладбище, надо дойти до калитки на улице Одровонжа или же искать дырку в ограде. Вид, который открывается проникшему на кладбище путешественнику (не сразу, ибо большая его часть похожа просто на заросший парк), заставляет предположить, что тут некогда произошел взрыв или землетрясение – мацевы поднялись в воздух и беспорядочно рухнули на землю. Эта драматическая живописность, или «эстетика ужаса», неоднократно привлекала внимание кинематографистов, и фрагменты кладбища на Брудно можно увидеть, например, в фильме К. Карабаша и В. Слесицкого «Там, где дьявол желает спокойной ночи» и в фильме Агнешки Холланд «Европа, Европа».

Еврейское кладбище в районе Прага

Мы бродим по правому и левому берегам Вислы, которая волей живущих здесь людей не превратилась в реку забвения, и это – главный урок, который можно вынести из нашего путешествия. Его выучили дети послевоенной Варшавы, стараясь передать свой экзистенциальный опыт другим. Одна из них – Малгожата Барановска пишет в своем «Мистическом дневнике» (1987): «Эта книжка – дневник мой и города. Всю жизнь я не делаю ничего иного, только пишу за него дневник, <…> дневник внутреннего опыта, опыта Варшавы во множестве ее эпох и слоев – слоев архитектуры, слоев памяти… Память – наиболее характерная черта этого города. Только благодаря ей он существует».

Поездка в сегодняшнюю Варшаву для еврейского путешественника – это не только туризм, не только познание новых мест, согласимся – всегда увлекательное, но и своего рода мицва: только благодаря усилию нашей памяти существует а идише Варше…

Ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.



Статьи по теме: