Королевская власть в королевстве вандалов. История происхождения аланов и их современники. Смешивание вандалов с поляками и русскими

Королевская власть и государство

Ход нашего изложения, без сомнения, показал, что внешний вид и мощь вандальского государства основывались прежде всего на авторитете и достижениях королевской власти. Статус государя, достигнутый Гейзерихом, сначала оправдывал все ожидания, и – как явствует из событий 454 г. или из мирного договора 474 г. – королевская власть привела вандальское государство к высшей точке развития, о которой свидетельствуют внешнеполитический вес, а также коллективное и индивидуальное благосостояние вандалов-аланов. К сожалению, имеющиеся источники не дают возможности судить о степени участия вандалов и аланов в достижении такого положения; и все-таки король не мог проводить свою политику без активного содействия своих соплеменников и многочисленных «коллаборационистов» из римского и берберского населения. Осуществление вандальских притязаний и связанное с этим обогащение вплоть до смерти, Гейзериха во многом обуславливалось чрезвычайно благоприятными обстоятельствами. Поэтому не следует переоценивать политико-военные достижения короля и его соотечественников: по меньшей мере спорно, смог бы Гейзерих, столкнувшись с Юстинианом, Велизарием или Нарсесом, достичь того, что почти как перезревший плод упало в его руки в спорах с Валентинианом III, Львом I, Зиноном и их советниками или военачальниками. Упадок вандальского государства при Гунерихе и прежде всего при Хильдерихе ясно говорит об этом. Однако для нас в первую очередь важны роль и место короля в государстве в течение всего времени существования африканского королевства.

Король еще с иберийских времен именовался «rex Wandalorum et Alanorum» (король вандалов и аланов) и тем самым обладал высшей властью над обоими племенами, которые и являлись действительными носителями государственного суверенитета. В соответствии с античной мыслью, государство и представляющие государство слои неразделимы, по крайней мере в теории. То, что на практике может быть иначе, учит история Римской империи, так же как и история государства вандалов, в котором, естественно, римские представления постоянно сталкивались с германским образом мышления. Представления о власти, суверенитете или разделении властей не становились яснее от постоянного сравнения; впрочем, это вряд ли входило в намерения королей, которые при неустойчивом толковании этих понятий всегда могли интерпретировать их в свою пользу и выработать идеологию власти из самых гетерогенных элементов. В этом отношении интересно, что вандальские короли – а также, разумеется, знать – под римским влиянием присвоили титул «dominus» (господин); соответствующий статус «maiestas regia» (королевское величество) упоминается чаще, и даже противники вандальского арианства говорят о главных добродетелях короля (clementia, pietas, mansuetudo (милосердие, благочестие, кротость)) , который тем самым в какой-то степени приближается к классическому идеалу «наилучшего императора» (optimus princeps) . Поразительно, но даже ортодоксальные источники поддерживают такое самотолкование вандальской королевской власти, которое часто проявляется в используемых церковными авторами цитатах из актов – в официальных, таким образом, документах. Судя по изображениям на монетах, вандальский король носил нагрудный панцирь и военный плащ, а также – как знак суверенитета – диадему. О знаках царского достоинства вроде жезла и короны до сих пор ничего не известно. Прокопий сообщает, что Гелимер носил пурпурное одеяние, которое было с него снято только после триумфального шествия в Константинополе.

После захвата Карфагена в 439 г. на территориях, находившихся под властью вандалов, летоисчисление велось по годам правления короля, что стало привычно также и для римлян провинции. В чеканке монет Хасдинги также проявляли – хотя и с большими различиями в деталях – свою независимость от Византии, чего мы не видим, например, у Теодориха Великого. Власть и формальные прерогативы короля особенно ярко выражались в политической и военной деятельности, которая основывалась на его полной власти над государственным управлением, наборами в армию и флотом. Особенной характеристикой королевской власти и княжеского почета являлась все же свита, телохранители и вообще двор (domus regia, aula, palatium). С некоторыми отклонениями от Людвига Шмидта в качестве обобщения можно сказать, что полномочия суверена – прежде всего с 442 г. – распространялись на военное командование, высшую судебную власть наряду с законодательной и исполнительной властью, на администрацию, на финансовую и полицейскую службы и церковную власть; король в качестве кого-то вроде верховного епископа стоял над арианским патриархом, он же в качестве политического главы государства присвоил себе и верховную власть над ортодоксальной церковью. Разделение государства и церкви, стремление к которому возникло в позднеримскую эпоху и которое в конечном итоге во многом было претворено в жизнь, не принималось вандальскими правителями. Гунерих сверх выдвигавшихся уже Гейзерихом требований претендовал, очевидно, в некоторой степени даже на высшую духовную власть над всеми подданными государства.

В то время как вандальская королевская власть, связанная с родом Хасдингов, до иберийских времен и, по-видимому, еще в период африканского вторжения подвергалась определенным ограничениям со стороны родовой знати, то после подавления восстания знати в 442 г. она превратилась в абсолютную деспотию. Наряду с материальными опорами – войском, флотом и служилой знатью, а также государственной бюрократией – Гейзерих заложил и идеологические основы такого государственного устройства: во-первых, принцип наследования по старшинству, а во-вторых, арианскую церковь, которая, очевидно, соответствовала требованиям короля. Так как самое позднее начиная с 442 г. свободные соплеменники в качестве подданных («subiecti») сравнялись с римским провинциальным населением, вследствие чего король приобрел право наказывать их, руководствуясь исключительно своей волей. Это королевское право стало для многих вандалов роковым, и не только при Гунерихе, причем политические обоснования наказаний конкурировали с религиозными. И все-таки эта деспотическая власть, прямо зафиксированная в законодательстве, не наталкивалась ни на какие принципиальные возражения со стороны германцев. Жителями провинции, гораздо лучше знакомыми с судейским произволом, она была признана равным образом, коль скоро вандальское государство приобрело необходимый авторитет как во внешне-, так и во внутриполитической сфере. Это показывают не только высказывания придворных поэтов (Драконция [!], Луксория, Флорентина), но и многочисленные замечания ортодоксальных писателей, которые, несмотря на разнообразные опасения, теперь не могли не учитывать самого факта вандальского господства. Наряду с Виктором из Виты епископ Фульгенций Руспийский представляет собой лучший пример сотрудничества с идеологией вандальских властителей – что включало и признание права наложения наказаний! – без какого-либо признания связанного с вандалами арианства. Естественно, королевский деспотизм в более спокойные периоды развития считался как с интересами собственных соплеменников, так и (частично) с интересами провинциалов, чтобы предотвратить опасность объединения всех недовольных. Кажется, правление Гунериха и в этом отношении по большей части носило исключительный характер. Впрочем, в обмен на лишение политических прав вандалы и аланы получили равноценные привилегии: их земельные наделы – в противоположность остготам Теодориха – не облагались налогами, а вследствие частых военных походов они получали достаточно возможностей отличиться и обогатиться за счет захваченной добычи.

Возможно, лишь незадолго до 477 г. так называемым завещанием Гейзериха был окончательно установлен порядок наследования престола по принципу старшинства. Власть, считавшаяся родовой собственностью королевской династии («stirps regia»), должна была переходить к старейшему на данный момент потомку Гейзериха мужского пола, чтобы избежать любой междоусобицы. Кажется, благодаря этому плану династия Хасдингов значительно укрепилась, а разнообразные опасности регентства или даже разделения государства были исключены. Мудрое и предусмотрительное решение Гейзериха вскоре, однако, показало свою недостаточность: сам он и прежде всего Гунерих были вынуждены уничтожать своих родственников, и все же после смерти Трасамунда трон получил слабый Хильдерих, неспособность которого к управлению страной повлекла за собой незаконный захват власти Гелимером. Очевидно, с принципом старшинства были связаны различные положения законов, которые относились к неправящим Хасдингам и массе рядовых вандалов. Однако традиция в данном случае не высказывается точнее, так что по этому вопросу мы не знаем никаких подробностей, как и в целом по многим деталям истории вандальского права. Так как преемники Гейзериха также не предприняли никакой кодификации действущего законодательства, наши источники в этом отношении предоставляют гораздо меньше сведений, чем источники по истории вестготов, бургундов или франков, которым мы обязаны объемными собраниями законов.

Анализируя силу, суверенитет и легитимность королевской власти у вандалов (к сожалению, этот анализ с неизбежностью носит чрезвычайно отрывочный характер), приходится пользоваться самыми различными источниками (германскими, римскими, берберскими и восточными) и материалами (надписи, монеты, литературные произведения, иногда содержащие отрывки актов). Кроме того, следует учитывать хронологические различия: в то время как сам Гейзерих сформировал и укрепил свою королевскую власть на основании собственных военных и политически-дипломатических успехов, почти все его преемники только пользовались его наследием, но зачастую тем сильнее обращали внимание на внешнее значение королевского достоинства (Гунерих, Трасамунд).

Мы не придем к четким выводам, если попытаемся отделить королевскую власть от власти государственной: деспотизм государя столь пронизал все государственные функции и сделал их столь зависимыми от себя, что публичная власть казалась практически невозможной без короля; в этом проявляется основополагающее различие с Римской империей; позднеримское res publica (государство) было способно существовать и без императора, в то время как вандальское государство после насильственной смены своего устройства в 442 г. – как показывает его конец при Гелимере – существовало и умерло вместе с королем. В этом мы могли бы видеть дополнительное свидетельство недопущения к политической жизни свободных вандалов и аланов, которые хотя и стали со времен нашествия правящим классом, все же уступили королю все прерогативы, вытекающие из прав завоевателей. Тем самым, естественно, можно признать определенную справедливость определения Г. Ферреро, критиковавшегося выше. В сущности, в новообразованиях, появившихся на территории империи в результате переселения народов, возникает положение, аномальное с точки зрения государственного права. Эти государства – представляемые королем и широким слоем знати и свободных соплеменников – в результате соответствующих договоров с Западной или Восточной Римской империями приобретают независимость; однако вскоре этот суверенитет переходит исключительно на государей, которые пытаются повысить свою власть и легитимность с помощью дальнейших завоеваний, соглашений и династических браков. В ходе этого процесса политического развития короли все еще нуждались в помощи собственных соплеменников, и все же те были низведены до положения военной касты и тем самым лишены всех возможностей дальнейшего развития. В типичном случае важнейшие функции управления, к выполнению которых часто привлекались также церковные служащие, были заняты римлянами, так что возникает противоборство военной и политической функций и самих функционеров (самый близкий пример: государство остготов при Теодорихе). Короли попеременно использовали германцев против римлян, а римлян против германцев и тем самым окончательно изменили свой статус, который стал сильно отличаться от их положения в эпоху завоевания Северной Африки, когда короли были лишь немногим выше родовой знати.

В той мере, в которой государствам, образовавшимся в результате Великого переселения народов, удалось наряду с суверенитетом обрести легитимность, речь идет скорее, естественно, о монархической, а не о демократической легитимности. Именно вандальское королевство является наглядным примером того, как, начиная с 442 г., был достигнут полный государственный суверенитет, одновременно «перенесенный» на государя, который затем создает свою династию и стремится к установлению ее легитимности. Если, как мы показали выше в анализе различных письменных свидетельств, подобная легитимность постоянно оспаривалась у варваров как таковых, то у короля новообразованного государства, в котором варвары составляли одновременно правящий класс и меньшинство населения, было больше перспектив, если он стремился к легитимизации своей личной власти. Династический брак наряду с другими дипломатическими средствами оказался для Хасдингов подходящим инструментом, чтобы заставить стихнуть до сих пор еще выдвигавшиеся возражения против легитимности вандальского господства. Положение дел вполне можно объяснить простой конфронтацией: Валентиниан III с того времени, как он обручил свою дочь Евдокию с наследником вандальского престола Гунерихом, больше не мог выдвинуть никаких основательных возражений против равенства и легитимности династии Хасдингов; однако он и позже продолжал критиковать последствия вандальских опустошений. Во всяком случае, общей тенденцией поздних римских политиков и писателей является прославление варварских правителей, часто импонировавших им своими достижениями, но одновременно третирование их соплеменников как грабителей и дикарей. Нельзя недооценивать лежащее в основе такого подхода намерение разделить «короля» и «народ». Какая ошибка содержится в подобной оценке, не требует дальнейших разъяснений.

Родовая знать, служилая знать и рядовые вандалы

Институционально главными опорами вандальского трона являлись войско, флот и бюрократия, однако персонально мы можем – несмотря на все ограничения – считать такими же опорами и различные вандальские «сословия». Несмотря на королевский деспотизм, вандалы, к которым мы, естественно, причисляем и группы аланов, участвовавшие в переселении, во многом определяли судьбы североафриканского государства, так как «de facto» иначе не могло и быть. Если король, начиная с 442 г., сильно урезал политическую роль родовой знати, которая, по нашим сведениям о положении дел, состояла в основном из не-правящих Хасдингов, то он все же был вынужден от случая к случаю сотрудничать с ее представителями; то же самое относится и к остальным свободным вандалам. Внешне жизнь аристократии выглядела достаточно блестяще. Подобно королю, она жила в своих замках и усадьбах, окруженных парками, и распоряжалась множеством рабов, колонов и подчиненных римского или германского происхождения. В аристократических домах были даже свои «придворные капелланы». До нас по большей части дошли имена знатных вандалов, и часто мы располагаем сведениями и об их родственных и иных отношениях с королем. Нередко аристократы выступали в качестве руководителей войсковых и флотских соединений. О таких принцах, как Гоамер, Гоагейс, Тата, Аммата или Гибамунд известно, что они были хорошими воинами, в то время как другие знатные люди, по всей видимости, больше занимались своими домашними делами или, например, славились как строители. Говоря о времени Гейзериха и Гунериха, мы, несомненно, должны считаться с «внутренней эмиграцией» этих кругов, чья общественная деятельность довольно часто встречала препятствия. Вполне объяснимо и то, что многие аристократы в последний кризисный период существования государства, при Хильдерихе и Гелимере, вновь ярко начинают проявлять себя на политической арене. При Хильдерихе снизилось влияние королевской власти на военный сектор, а благодаря узурпации Гелимера оно ослабло еще больше, так как королевская власть другими государствами больше не рассматривалась как легитимная. Теперь вновь потребовалась помощь аристократов, которые тем самым показали, что, несмотря на королевскую опеку, их сословие смогло развиться до уровня своеобразного феодального класса. Конечно, по этому поводу было бы преждевременно составлять сколько-нибудь обобщающее суждение. Знатные «господа» ни в коем случае не являются для нас столь известными личностями, чтобы можно было представить их сколько-нибудь подробную биографию. В отдельных случаях можно говорить только о том или ином роде деятельности или периоде жизни. Если какой-нибудь Гоамер считался «вандальским Ахиллом» и – до последней битвы с Анталой – успешно оборонял вандальскую территорию, это определенным образом освещает его военные способности. В остальном этот пленник Гелимера, ослепленный в тюрьме и умерший там по неизвестным причинам, предстает перед нами лишь по косвенным сведениям. Даже такой несомненно выдающийся для своего слоя и времени человек, как племянник Гелимера (или его брат) Гибамунд, известен нам исключительно в качестве предводителя одного из войсковых соединений в битве при Дециме, в которой он погиб от рук массагетов, и как строитель знаменитых зданий тунисских терм. Таким образом, мы не можем восстановить жизненный путь вандальских аристократов, что не удивительно, если и некоторых королей все еще окутывает туман.

Еще хуже обстоят дела со сведениями о так называемой служилой знати, которая, начиная с 442 г., стала выдвигаться в качестве изолирующего слоя между королем и аристократией, однако по своему социальному статусу, естественно, находилась ниже «высшей знати». В целом известно только 14 имен таких «министериалов», а именно четыре вандальских и десять римских. Их количественное соотношение хоть и обусловлено определенными случайными факторами, но все же дает представление о структуре служилой знати, чрезвычайно смешанной в этническом отношении. Скорее всего, начиная с 442 г., это сословие служащих набирало все большую силу как в количественном отношении, так и по своей значимости: король нуждался в них как в военной сфере, так и в управлении государством и доменом; нам также известно о многочисленном персонале аристократических домов, который следует причислять к служилой знати. Часто сложно отличить высокопоставленных рабов и колонов от служилой аристократии. Служилая знать, должно быть, состояла из свободных граждан, однако мы не можем привести никаких доказательств этого предположения. По крайней мере, встречались промежуточные варианты, так, например, раб готского происхождения по имени Года, принадлежавший Гелимеру, в качестве наместника Сардинии достиг одного из наивысших и важнейших в военном отношении постов в государстве. В ортодоксальной литературе позднего вандальского периода говорится также о королевских рабах, пользовавшихся доверием повелителя и исполнявших важные поручения. Следует учитывать сильную градацию внутри самой служилой аристократии, а также различные виды деятельности, обусловленные принадлежностью к разным ведомствам. Так, существовало учрежденное в первую очередь для провинциалов самоуправление, во главе с «proconsul Carthaginis» (проконсулом Карфагена) , под началом которого, вероятно, состояли губернаторы провинций. В этом ведомстве имелись также различные категории финансовых служащих (procuratores) и судей (iudices). Во главе же вандальской администрации, которую следует, пожалуй, рассматривать просто как государственную администрацию, стоял «препозит империи» (praepositus regni), которому подчинялись министериалы, обозначаемые как «referendarius», «notarius» и «primiscriniarius». В рамках военной карьеры, с другой стороны, наибольшей важностью обладали millenarii (тысячники), которым также были доверены задачи управления поселениями, соответствующими «тысячам». При королевском дворе находились функционеры с названиями должностей «baiuli», «ministri regis» (королевские чиновники), «domestici» (служители) или «comites» («комиты»), причем последние, подобно графам каролингской эпохи, очевидно, занимали очень высокое положение. Слуги, заведовавшие королевскими и аристократическими хозяйствами, назывались, подобно финансовым служащим городов и провинций, «procuratores». Вся эта система должностей мало исследована из-за недостатка источников по истории права, однако восходит, как показывает языковая и литературная традиция, к римским и германским корням. Исследование вестготского, бургундского или франкского права проясняет справедливость такого сопоставления, не проливая свет на детали собственно вандальского права. Особенно существенным мне кажется часто высказывавшееся предположение, что служилая знать во многом демонстрирует зачатки дофеодальной и феодальной системы. Для этой системы характерны тесные личные отношения подчинения и верности королю и принцам, за что те «наделяли леном», оказывали покровительство и содержали служилый люд. Предательство «вассалов» чрезвычайно жестоко наказывалось при Гейзерихе и Гунерихе, и королевская подозрительность в этом отношении никогда не переставала бодрствовать. С другой стороны, служилая знать обеспечивалась денежными и натуральными вознаграждениями, в случае если не «наделялась земельными ленами». Эти формы натурального хозяйства также напоминают феодализм; правда, невозможно определить, насколько феодальным стал и способ производства. Положение одного тысячника, довольно точно описанное у Виктора из Виты, по всей видимости, репрезентирует переходную стадию между рабовладельческим и феодальным обществом: этот чин обладал большим состоянием, а также многочисленными стадами и рабами. Не-свободные исполняли самые разные функции, также и функции оружейника, и ни в коей мере не угнетались, но и не могли не подчиняться распоряжениям господина. В противном случае они должны считаться с возможностью суровых кар, даже с вмешательством короля в исполнение наказания. Последнее поразительно, так как по римской традиции, в соответствии с действующим правом, раба мог наказывать один лишь господин. Однако, очевидно, вандальские рабовладельцы, особенно министериалы, больше не обладали такими полномочиями. Вследствие иерархического размежевания отношения зависимости стали иными, но, во всяком случае, и не более понятными для нас. Простое римское отношение господин – раб, которое почти не подверглось никакому внешнему влиянию, по всей видимости, было включено в чужеродное строение общества вандалов и потому также подверглось изменениям. Важное положение служилой знати выявляется для нас также из того обстоятельства, что она играла определенную самостоятельную роль при раздорах между королевской властью и родовой знатью: Гунерих, должно быть, наказывал многих министериалов как открытых или потенциальных противников, так как они были ортодоксами или же выступали на стороне аристократической оппозиции. Во многих случаях к служилой знати прилагался отличительный предикат dominus , а время от времени вознаграждением за заслуги служила высокая честь быть названными друзьями (amici) короля.

Будучи ниже служилой знати по социальному положению, рядовые вандалы и аланы также представляли собой привилегированный слой северо-африканского государства. Менее влиятельные, естественно, в политическом отношении, чем аристократия и служилая знать, они все же являлись главной частью населения в военном и, возможно, экономическом плане. Они участвовали в военных походах на море и на суше и должны были нести также соответствующую караульную службу; при Гейзерихе они занимались почти исключительно военным делом. И все-таки уже этот король часто дополнял и заменял слишком слабых в количественном отношении соплеменников мавританскими вспомогательными контингентами. При его преемниках благодаря миру 474 г. все же наступила более спокойная фаза развития. После того как вандальское государство полностью сосредоточилось на оборонительных действиях, вандальские воины были менее востребованы, чем во времена экспансии при Гейзерихе. Разумеется, здесь также сказалось взаимодействие между внешнеполитической угрозой, оборонительной позицией правительства и нежеланием вандальских воинов идти на военную службу. Однако заданное Гейзеритом направление в конечном итоге не оправдало себя. Он выделил соплеменникам в пределах «sortes Vandalorum» (наделов варваров) земли, свободные от налогообложения, с достаточной рабочей силой (рабы, колоны), ожидая, что они захотят постоянно преумножать свою собственность грабительскими походами. При этом он не учел быстрого процесса романизации, который вскоре сделался очень заметным вследствие влияния многочисленного провинциального населения. Правда, следует подчеркнуть, что аристократия и служилая знать, также как и клирики арианской церкви, подверглись процессу романизации быстрее, чем основная масса вандалов: эти привилегированные слои больше сходились с влиятельными провинциалами, быстрее овладевали латынью и перенимали с ней многое из образа мышления и круга представлений покоренного населения. Кроме того, ввиду своих довольно значительных экономических возможностей они быстрее предавались удовольствиям прежнего высшего слоя, театральным представлениям, баням или радостям охоты, чем простые вандалы. Эти «воины», как их вполне можно назвать из-за их простоты, еще вплоть до похода Велизария сохраняли привычку к лишениям походной службы или морских переездов, и их нельзя считать столь изнеженными, как это делает Прокопий, который, видимо, слишком сильно ориентировался в своих суждениях на великолепие дворцов знати (например, королевского дворца в Грассе, который оказался промежуточной остановкой в походе Велизария) или на роскошь богатых жителей Карфагена. Если Людвиг Шмидт (155) подчеркивает, что «сильнейшие элементы сословия растворились в новой служилой знати», то возникает определенное противоречие с источниками, которые представляют мягкими и изнеженными служилую знать или арианский клир, но не массы рядовых вандалов. По крайней мере, при Гейзерихе и его наследнике народные и вооруженные силы вандалов в целом находились еще в исправном состоянии. Однако проявлялись опасные признаки ослабления, так что у Гунериха наряду с династическими и религиозными было достаточно иных причин, чтобы попытаться по возможности остановить процесс романизации и обращения в ортодокальную веру своих соплеменников. Его наследники, напротив, вновь стали проводить более мягкий и непоследовательный курс, который шел навстречу одновременно и положительным, и отрицательным аспектам романизации. К сожалению, в источниках не задокументирован конечный итог этого развития. Из искаженных ненавистью описаний ортодоксальных авторов можно извлечь конкретную картину вандальства времен Гелимера в столь же малой мере, как и из восхвалений «придворных поэтов», которые, естественно, давали романизации самую позитивную оценку.

Войско и флот

По поводу войска и флота нового вандальского североафриканского государства высказывались самые разные точки зрения. Оба «рода войск» находились в распоряжении короля, обычно являвшегося и верховным главнокомандующим. Этот обычай, существовавший и до, и после Гейзериха, который можно справедливо охарактеризовать как традицию, восходящую к германским племенам Тацита, был поколеблен уже, возможно, при Гунерихе. Хильдерих из-за своей неспособности к управлению государством совершенно изменил ему и тем самым окончательно вызвал государственный кризис. Важнейшей войсковой единицей была тысяча, которая, подобно соответствующей единице поселения, находилась под началом тысячника. Нам ничего не известно о менее крупных подразделениях, хотя они, несомненно, должны были существовать. В период военных действий несколько тысяч часто объединялось под руководством одного принца; возможно, военным руководством занимались и comites («комиты»), зачастую появляющиеся в качестве королевских посланцев; подтверждением тому служит их выступление в качестве «полицейских чинов» . Для вандальских методов ведения войны был характерен исключительный упор на конный бой, что следует возводить еще к традициям силезского и венгерского периодов. Представление о вандальском коневодстве дают многие письменные источники, но прежде всего обнаруженная под Карфагеном (Бордж Джедид) мозаика, на которой изображен хотя и невооруженный, но определенно вандальский всадник в куртке и узких штанах, несомненно принадлежащий к служилой знати. Вооружение воинов состояло из копий и мечей, но иногда сражались и дротиками или луком и стрелами. Это «распространение» кавалерийских возможностей на «бой на расстоянии» было, пожалуй, неизбежным, тем более что практически полностью отсутствовали собственно пехотные формирования и, кроме того, оборонительные сооружения и осадные орудия. Уже в период завоевания Африки вандалы потерпели множество неудач при попытках захватить укрепленные города. Позднее в пределах собственного государства они оставили города в целом неукрепленными, чтобы облегчить себе их захват в случае их восстания или отпадения. Такая тактика была оправданной, пока на достаточно высоком уровне поддерживалась наступательная мощь вандалов, а вандальские всадники наводили страх на врагов. Однако после смерти Гейзериха сообщается о частых случаях отступлений и поражений вандальских воинов в горах и в пустынно-степной местности, а при Трасамунде и Хильдерихе эти неудачи участились еще более. Дальновидное правительство в этот момент должно было бы подумать о создании системы укреплений, которая могла бы и не быть столь далеко выдвинутой вперед, как позднеримская, но была бы в состоянии защитить центральные области с «sortes Vandalorum» (наделами варваров) или приморскими городами восточного Туниса. Однако в этом направлении не предпринималось никаких шагов, так что в поздневандальский период укрепленных городов было совсем немного, например Гиппон-Регий, мавританская Цезарея, Гадейра и Септон; еще при Гелимере Карфаген не обладал никакими укреплениями, так что король не решился оборонять его против Велизария. Естественно, на островах Средиземного моря, таких как Сардиния. располагались гарнизоны, но о тамошних укреплениях нам также ничего не известно. Так как исследования по фортификации этой эпохи еще далеко не закончены, и следует считаться с возможностью определенного пересмотра этих утверждений. И все-таки общее впечатление от нарисованной здесь картины скорее всего не подвергнется изменениям; литературные источники, в том числе Прокопий, своими глазами повидавший многие области вандальского государства, единодушны в своем суждении о беззащитности населения королевства вандалов; в типичном случае они подчеркивают также, что многие жители сами укрепляли свои дома и поместья, чтобы по крайней мере иметь возможность сопротивляться внезапным нападениям.

Вандальский флот был в целом боеспособней сухопутного войска, хотя не следует придерживаться и преувеличенных представлений о морской мощи вандальского государства. Уже в иберийский период вандалы проявили интерес и склонность к морским переездам; естественно, сначала их учителями были римские матросы и штурманы, использовавшиеся начиная приблизительно с 425 г. Э. Ф. Готье подчеркивает, что и позднее флотские команды составлялись по большей части из иноплеменников, а именно, из пунийско-североафриканских и мавританских матросов и воинов, так что вандалы при случае выставляли лишь высший и средний «офицерский» состав, который иногда мог подкрепляться еще силами обеспечения безопасности. Такой взгляд на положение вещей скорее всего совершенно оправдан, хотя ведение войны на море, естественно, сильно зависело от времени и места военных действий. Как команды, так и корабли поначалу были нацелены на военные и грабительские походы. Новые эскадры, как правило, состояли из маленьких, легких «крейсеров», которые в среднем принимали на борт не больше 40 или 50 человек. Конечно, были и военные и транспортные корабли большего размера, на которых можно было перевозить, например, лошадей. Основным опорным пунктом флота был Карфаген, располагавший соответствующей, созданной еще пунами гаванью и многочисленными арсеналами и верфями. Сообщения о работе осужденных ортодоксальных епископов на Корсике в качестве лесорубов позволяют предположить, что вандалы строили корабли и на этом богатом деревом острове.

Численность флота скорее всего была подвержена сильным колебаниям. Л. Шмидт предполагает, что морская мощь вандалов после Гейзериха снизилась и в качественном отношении. И в самом деле примечательно, что Гелимер не выступил против довольно пестрого флота Велизария своими собственными кораблями. Очевидно, королевские эскадры летом и осенью 533 г. были полностью задействованы в сардинской экспедиции. Момент оказался упущенным; в любом случае, последний вандальский король до битвы при Трикамаре даже не пытался предпринять контрдействия против византийского флота. Уже сам Гейзерих демонстрировал большую сдержанность в ведении морской войны. До нас не дошло никаких сведений о сколь-нибудь крупной морской битве, и решающее значение имели скорее военные хитрости – такие, как атака брандеров в 468 г., – чем собственно военное превосходство.

Несмотря на разнообразные недостатки, вандальский военный потенциал был все же столь велик, что мог до последнего момента гарантировать «внутреннюю» безопасность в государстве. Наряду с армией существовали полицейские части, способные устранить или подавить временные волнения. Следует также учитывать и применение кавалерийских формирований в полицейских целях, как во времена религиозных гонений Гунериха. При Трасамунде, кроме того, были созданы части так называемых «vigiles» (караульных), которые восходят к римскому или остготскому образцу. О них сообщает обнаруженная в Нумидии (у Маркимени = Айн Беида) надпись, из которой можно извлечь, что эти формирования отвечали за безопасность поселений и тюрем; место находки – пограничная область Нумидии – позволяет заключить, что новые караульные войска каким-то образом использовались и для обороны границ от мавров. Во всяком случае, плохо сохранившаяся надпись не позволяет сделать никаких детальных выводов.

Люди, приверженные своим прежним представлениям о блеске военной мощи вандалов или других племен эпохи Великого переселения, должны быть разочарованы нарисованной здесь картиной. Государство, созданное Гейзерихом со столь большим размахом, не располагало длительным запасом прочности; оно должно было перейти от наступательных действий к обороне, но не смогло своевременно приспособиться к новым условиям. При желании можно установить несколько периодов, в которые были допущены основные просчеты. Особенно показательны начальный этап при Гунерихе, который предпочел преследования ортодоксов основательному обеспечению безопасности государства во внешнеполитической сфере, и заключительный этап при Хильдерихе, который оказался во всех отношениях неспособным к ведению войны. Гелимер за короткий срок своего правления вряд ли смог бы наверстать упущенное и был вынужден вступить в решающую битву, располагая лишь незначительным количеством войск, кораблей и укреплений. Естественно, возникает вопрос, почему ввиду количественной слабости вандалов не был сделан больший упор на «рекрутские наборы» среди мавров или провинциальных римлян. В качестве вандальских вспомогательных частей часто упоминаются мавры и берберы, но не римляне. В вандальских вооруженных силах засвидетельствовано только два офицера с латинскими именами. Вероятно, в этом отношении недоверие германцев к провинциалам никогда не улегалось; к тому же, естественно, местное смешанное население Северной Африки считалось неполноценным в военном отношении и не было пригодно для таких «блиц-походов», как предприятия против Каваона или против Сардинии.

Кроме того, короли вплоть до острой угрозы со стороны Юстиниана, пожалуй, и не задумывались о возможности значительной военной опасности. Конечно, Гелимер сразу же после узурпации реорганизовал войско и флот, так как он должен был предпринять незамедлительные действия против мавров и подготовить экспедицию на Сардинию. Таким образом, все еще оставалась возможность проведения быстрых военных действий, что облегчалось концентрацией сухопутных и морских вооруженных сил вокруг Карфагена, чей тыл образовывали «sortes Vandalorum» (наделы варваров). Очевидно, эта местность предоставляла самые наилучшие возможности для вооружения и обучения военных контингентов. По этому видно, что вандалы до последнего момента умели использовать выгоды своего геополитического положения. Концентрация поселений и вооруженных сил в области северо-восточного Туниса, из которой легко можно было осуществлять контроль над островами и путями сообщения между западной и восточной частью Средиземного моря, была в крайней степени благоприятной. Поэтому можно было позволить себе потерю западной и южной пограничных областей, которые были отделены от зоны собственно вандальской колонизации промежуточной зоной провинциально-римских областей. Открытые, незащищенные границы ни в коем случае не представляли собой только недостаток. Они делали возможным разумную экономию денег и войск и подходили для затяжного ведения войны на широких пространствах, не сдерживаемого никакой пограничной стеной. Тактика «выжженной земли», о которой сообщает еще Геродот в связи с древними скифами, была задействована и Гейзерихом. Конечно, нельзя сказать, осознавали ли его преемники преимущества открытой границы, которую можно было защищать в любом месте без потери военного и политического престижа. Может быть, для них «отказ от фортификаций» был скорее реакцией на недостатки римской системы пограничных укреплений, которая в конечном итоге оказалась ошибочной или бесполезной и в Африке.

Управление и экономика

Внутренняя слабость вандальской армии, как уже было сказано, компенсировалась интенсивным развитием полицейской бюрократии. В отношении усиления полицейской системы показательна политика Гунериха, который смог осуществить свои реформы только при помощи грубой силы и, возможно, придал многим войсковым соединениям – говоря сегодняшним языком – полицейские функции. Разумеется, основа бюрократической структуры, которая регулировала отношения как германской, так и римской частей населения, была заложена уже при Гейзерихе; вскоре после окончательного завоевания Африки были созданы полицейские органы и судебный аппарат, также как и общее управление или управление налогов и финансов, при этом вандалы воспользовались римскими образцами и привлекали к выполнению этой задачи способных провинциалов. Языком управления повсюду была латынь; принципиального исключения не составляла даже арианская церковь. Методы управления, о которых мы, впрочем, имеем довольно скудные сведения, также сходны с римскими, так что следует учитывать относительную многочисленность персонала, занятого в отдельных ведомствах и службах. Поэтому содержание вандальской «государственной администрации» наряду с подчиненными ей ветвями скорее всего стоило не меньше, чем содержание римской. И все-таки государство вандалов могло позволить себе такую высокую стоимость, приобретая все большее влияние на провинциальное население именно за счет многочисленного и разветвленного аппарата. В различных ветвях власти, очевидно, играла особенно большую роль служилая знать, охарактеризованная в предыдущей главе. Вряд ли она составляла все ступени администрации, однако мы видели, что она занимала господствующее положение в управлении хозяйством короля и принцев, а также и в собственно вандальской администрации; администрация, занимавшаяся делами населения провинций, проявляет скорее всего лишь определенные тенденции к образованию такого управленческого слоя.

Полицию и суд вполне имеет смысл представлять в виде единого аппарата. В рамках этих учреждений находятся чиновники, исполнители наказаний, палачи, стражники, а также рабы или другой нижестоящий персонал, в которых отчасти уже по названиям их должностей можно узнать судебных приставов, палачей или тюремщиков. Более высокие функции исполняли iudices (судьи), comites (комиты), notarii (секретари), а возглавлял эту структуру praepositus regni (канцлер империи). Особые задачи были у тайной полиции (occulti nuntii) или уже упомянутых vigiles. Характерно, что при Гунерихе полицейские органы укрепились еще больше. Наряду с войсками он в разное время привлекал к работе в исполнительной власти даже функционеров арианской церкви, которые в своем религиозном рвении могли оказаться более пригодными для борьбы с ортодоксами, чем наскучившие рутинной работой официальные органы суда и управления. Этим учреждениям в декрете от февраля 484 г. даже пришлось напомнить их обязанности, пригрозив суровым наказанием.

Между тем высшим судьей являлся сам король. Очевидно, он оставил за собой общее право вынесения приговора за политические проступки, что часто, при Гейзерихе или Трасамунде, играло важную роль в связи с религиозными преследованиями. Ибо каждый отказ отречься от ортодоксального вероисповедания мог рассматриваться как доказательство нелояльности, а при определенных обстоятельствах даже как государственная измена. С четкостью судебного разбирательства и суровыми наказаниями знакомят нас такие авторы-ортодоксы, как Виктор из Виты, хотя зачастую под влиянием своих ортодоксальных взглядов они, естественно, слишком строго судят вандальскую исполнительную власть. Поэтому они забывают упомянуть, что в типичном случае суды, насколько они были предназначены для рассмотрения дел романского населения, обладали определенной независимостью. Конечно, иногда при Гейзерихе и прежде всего при Гунерихе эта самостоятельность превращалась в иллюзию, если вопрос веры приобретал преимущественно политическое значение. Все-таки и при Гунерихе, несомненно, судебное производство протекало более планомерно, чем хочет это представить Виктор, сообщая о чрезвычайных жестокостях и скандальных процессах; приведенный самим Виктором (III, 3-14) декрет Гунериха своей тесной, часто дословной связью с римским антиеретическим законодательством демонстрирует, что преследование задумывалось как планомерное и легальное. Несмотря на это, превышения власти во многих публичных процессах могли возникать под влиянием арианских клириков и фанатичных масс, которые часто воспринимали мучения ортодоксов как событие, вносящее долгожданное разнообразие в повседневную жизнь. Впрочем, вандальская система наказаний демонстрирует соответствующую градацию, определявшуюся, естественно, степенью тяжести проступка. На основании римских и германских образцов и под влиянием Северной Африки и, пожалуй, Востока существовали следующие узаконенные наказания: преступников казнили мечом, сжигали на костре, топили или бросали диким зверям; применялись и иные телесные наказания, включая увечья (отрезание носа и ушей); изгнания различных степеней; штрафы, включая конфискацию; наказания позорной принудительной работой (для высокопоставленных лиц). Как уже было сказано, эти наказания присуждались и устанавливались или королем, или в соответствии с точно проведенным судебным разбирательством.

Многие источники сообщают, что разбирательство часто прекращалось, а наказания отменялись, если желаемая цель – прежде всего обращение в арианство – достигалась угрозами, убеждениями или вознаграждением.

К сказанному о законодательной власти вряд ли можно добавить что-то еще. Наряду с важными установлениями Гейзериха о порядке наследования престола до нас дошло очень небольшое количество декретов, преимущественно посвященных борьбе с религиозной и политической оппозицией (ортодоксы, манихеи) или наказаниям за тяжкие преступления, такие как супружеская измена.

Хотя Гейзерих поначалу приказал уничтожить римские налоговые кадастры, что можно истолковать как – возможно, лишь демагогический – протест против обременительности и аморальности прежнего фискального порядка, очень скоро он осознал полезность, и даже необходимость упорядоченного налогового и финансового устройства. При этом во многих отношениях были вновь задействованы постоянно находившиеся перед глазами римские образцы; прежде всего это заметно в монетном деле и в системе пошлин. Обе эти области, к сожалению, очень мало исследованы. Налоговыми органами не были охвачены вандалы и аланы; в противоположность другим государствам, образовавшимся в результате Великого переселения, в этом отношении вандальское правительство поступило очень великодушно, обеспечив своих соплеменников в экономическом плане и пойдя им навстречу во внешнеполитической сфере. Естественно, тем беспощаднее облагались налогами провинциалы, о чем говорят Прокопий и другие хронисты. Сбор налогов часто был тяжел не только для налогоплательщиков, но обременителен и для властей – особенно для городских прокураторов с их аппаратом; многие служащие, которые, как в римское время, отвечали за поступление определенного количества налогов своим состоянием, даже были разорены в результате своей (и без того неоплачиваемой, а считавшейся только почетной службой) деятельности. Житие Фульгенция дает наглядное представление о тяжелом положении, в котором должен был чувствовать себя знатный молодой человек, исполняя почетные обязанности прокуратора. Он стоял перед выбором: либо притеснять население, либо по меньшей мере выйти из доверия у своего начальства. С другой стороны, по сообщению Прокопия, византийский налоговый гнет был тяжелее вандальского, а антивизантийское движение при Соломоне получило мощный импульс именно со стороны налоговых должников. Крупные расходы на содержание византийской бюрократии и предпринятые префектами в Северной Африке походы и строительство укреплений, само собой, также не могли не оказать своего воздействия на экономику. Из того факта, что наряду с прокураторами провинций и городов за поступление налогов также отвечали городские декурионы, явствует, что система взимания налогов до мелочей была подобна римской. В отличие от других вандальских имений, управление королевским хозяйством все-таки показывает определенные отклонения от римского периода, хотя мы не в состоянии изложить их детали. В целом господствовало стремление извлечь как можно больше выгоды из сельскохозяйственных предприятий или из рудников, лесов, виноградников и каменоломен; и все-таки доход доставался не только королю или принцам, но в значительной мере и ответственной за управление доменом служилой знати (прокураторам, министериалам) .

Социальное положение этих служащих было подробно охарактеризовано выше; здесь же следует еще раз подчеркнуть, что в среднем они находились в лучшем экономическом положении, чем их коллеги позднеримского периода. В этом вряд ли можно сомневаться, так как их благосостояние и связанное с ним уважение подчеркивают как раз враждебные к вандалам источники (Виктор из Виты). Следует предполагать, что поступления с налогов, пошлин и королевских доменов приносили, прежде всего в период расцвета вандальского государства, большие доходы. Во всяком случае, дела как государственной казны, так и королевской сокровищницы обстояли гораздо лучше, чем в позднеримское время, тем более что они также пополнялись за счет денежных штрафов, военной добычи и подарков других князей. Королевская сокровищница Гелимера, которую тщетно пытались вывезти в королевство вестготов, все еще представляла собой огромную ценность и произвела в Константинополе потрясающее впечатление. То, что вандальские финансы в целом сохраняли положительный баланс, во многом объясняется ограничением расходов на вооружение.

Если мы говорим об управлении и экономике вандальского государства как о едином целом, то не потому, что в особую сферу следовало бы выделить государственное хозяйство. Во всяком случае, мы не располагаем об этом точными сведениями; в целом отношения между государственным и частным хозяйством скорее всего были приблизительно такими же, как и в познеримскую эпоху, и вандальские короли ни в коем случае не вмешивались в экономические процессы больше, чем римские императоры. Однако как в экономике, так и в управлении хорошо прослеживается взаимозависимость вандалов и римлян. Кр. Куртуа с полным правом охарактеризовал в заглавиях «Неотвратимая борьба» и «Вандальский мир» две противоположные линии вандальской внутренней политики: беспощадную борьбу с ортодоксальной церковью и всеми остальными «оппозиционными» организациями и течениями, с одной стороны, и стремление к восстановлению мирной повседневной жизни, с другой. Обе эти тенденции на практике приходили в тесное соприкосновение, и можно спорить о том, не были ли они зачастую даже связаны друг с другом. В соответствии с принципами государственной целесообразности вандалы не должны были терпеть никакой оппозиции, если они не хотели поставить на карту само существование своего государства; с другой стороны, они были вынуждены привлекать к сотрудничеству жителей провинции и одновременно компенсировать их политическую и правовую ущемленность за счет экономических выгод. Эта «основная линия» на практике пережила самые разнообразные выражения. С социологической точки зрения, экономически обеспечивались прежде всего нижние слои романского населения в той мере, в какой они могли выполнять соответствующие работы в сфере производства или управления. Ибо по понятным причинам более высокопоставленные провинциалы привлекались скорее назначением на почетные должности или принятием в круг «друзей короля». Разумеется, вандальское правительство стремилось обеспечить лояльность или сотрудничество высокопоставленных провинциалов и особыми материальными льготами, причем источники, по всей видимости, справедливо указывают на то, что в критических ситуациях высокие вознаграждения сопровождались тяжелыми штрафами: например, лицам, занимавшим высокие должности, обещали большие выгоды, если они обратятся в арианство, и одновременно угрожали им конфискациями и телесными наказаниями в случае отказа. При этом, во-первых, свою роль могла сыграть ненависть к ранее влиятельным сословиям, которая в особенности ярко выразилась в период гонений, в то время как, во-вторых, никогда не затихали и опасения перед тайной деятельностью или иными оппозиционными побуждениями менее богатых и образованных слоев. Эти негативные психологические мотивы, однако, ни препятствовали вандальскому правительству принимать на свою службу все больше влиятельных римлян, ни мешали этим римлянам занимать самые различные оплачиваемые и неоплачиваемые должности. При этом римляне часто сознательно шли на большой риск. В особенности это относится к тем знатным семьям, которые были изгнаны вандалами и позднее вернулись в Африку, чтобы вновь вступить в свои владения. В этом отношении интересными примерами являются отец и дядя Фульгенция Руспийского. То, что крупные римские землевладельцы или высшие должностные лица вандальского королевства из провинциальных римлян по большей части были аристократического или же высокого происхождения, является одной из тех исторических аномалий, которые во многом характеризуют историю государств, образовавшихся в результате Великого переселения.

В психологическом и социологическом отношении соответствующее положение, в котором находились массы провинциальных римлян, было гораздо проще; они отнеслись с смене господина между 429 и 442 гг. по большей части безразлично или даже положительно и без колебаний пошли на сотрудничество с вандалами. Поскольку в экономическом плане их дела теперь обстояли лучше, чем прежде, они нередко становились яростными сторонниками новых правителей, что прежде всего выражалось в их переходе в арианство. Естественно, это стало точкой расхождения и для духовных лиц. Само собой, было бы ошибкой постулировать для времени Августина cum grano salis (здесь: даже в шутку) связь имущих слоев с ортодоксальной церковью, а неимущих с донатизмом и иными схизматическими церквями. Это соотношение, судя по всему, было во многом противоположным. Сейчас ортодоксальная церковь в целом рассматривается как общество бедных или обедневших, в то время как арианская церковь в любом случае могла считаться представительницей состоятельных слоев. Переход в арианство практически гарантировал также экономические выгоды, как вновь и вновь подчеркивают наши источники; как следствие, этот переход представлял собой большой соблазн как для богатых, которым угрожало разорение, так и для бедных. Таким образом, пылкости веры ортодоксов все время противостояли такие мотивы, как экономическая нужда, удобство или повышение социального статуса, которые иногда легко перетекали один в другой. Эта ситуация была, во всяком случае, менее сложной для кругов, не интересовавшихся церковной борьбой; они по возможности всегда предпочитали службу вандалам или по меньшей мере сотрудничество с варварами тяжелой конкурентной борьбе в чисто «гражданском секторе». Наряду с государственным аппаратом и арианской церковью, которая охотно принимала римских клириков, благоприятные условия этому давали такие производственные сферы, как оружейные мастерские, текстильные предприятия, верфи или рудники, леса и владения, которыми располагал король.

Разумеется, часто административное и экономическое сотрудничество были тесно связаны между собой таким образом, что вандалы по большей части сохраняли в своих руках все рычаги управления, в целом не оказывая почти никакого влияния на производство. Это позволяет отчетливей выделить те сферы экономики, в которых варвары принимали самостоятельное участие: сельское хозяйство, прежде всего животноводство, и оружейное производство; в соответствии с традициями силезского и венгерского периода к ним присоединились новые ветви металлообработки (утварь и украшения). В этих областях также были задействованы вандалы, причем они, естественно, использовали труд рабов и колонов. Все остальные ветви ремесла и производства были полностью предоставлены местному элементу, хотя мы должны считаться с многочисленными инициативами и контролирующими мероприятиями вандальского правительства (прежде всего в производстве оружия и кораблей). Отстраненность вандалов от ремесла. и промышленности скорее пошла на пользу, чем навредила экономике Северной Африки. Работа продолжалась в привычном ключе, многие виды товаров, которые в римское время – часто в качестве уплаты налогов – направлялись в Италию, доставлялись теперь и в другие заморские страны. Естественно, во многих отношениях производство должно было перестроиться в соответствии с вандальскими требованиями; с другой стороны, в период нашествия, во времена гонений Гунериха и поздние периоды мавританской угрозы были времена, когда оно почти замирало. В юго-западных пограничных областях ремесла и промышленность все больше приходили в упадок, и из-за недостаточного ухода за системой орошения эти территории постепенно становились все бесплодней и в сельскохозяйственном отношении. В целом экономический потенциал Северной Африки во времена вандалов все же был весьма значительным. Так, нельзя недооценивать объемы строительства, которые могли служить примером для многих других государств. В Карфагене и в других городах были по большей части вновь заполнены возникшие из-за нашествия пустоты. Писатели часто сообщают о строительстве роскошных дворцов и бань, а также церковных и монастырских зданий, которые могли быть предприняты, пожалуй, только после устранения самых срочных гражданских потребностей. Транспорт и пути сообщения, пожалуй, едва ли отставали от позднеримских. Мировой порт Карфаген гарантировал морское сообщение по всем направлениям и в то же время был связан соответствующей сетью дорог с обширными территориями страны. Торговцы и наездники на верблюдах заботились о перевозке товаров и людей по суше; в Карфагене наряду с местными моряками и торговцами упоминаются и византийские. Экспорту зерна, масла, мрамора и диких зверей противостоял импорт ткани, шелковой одежды, украшений и других предметов роскоши. Необходимое для вандальского кораблестроения дерево добывалось на сегодняшней тунисо-алжирской границе, а также на острове Корсика.

Сельскохозяйственное производство, как и прежде, основывалось на возделывании зерновых и олив; в северных областях определенную роль играли также виноградники и плодовые плантации (фиги, миндаль). Животноводство (в особенности разведение крупного скота и овец), должно быть, получило значительный импульс со стороны вандалов (лошади!) и берберов Сахары (дромадеры!) . В принципе, сохранялись культуры, уже распространенные в данной области, так как преобразования – прежде всего при переходе к древесным культурам – стоили многолетней работы без надежды на скорый урожай. Поэтому сколько-нибудь значительная перемена в сельскохозяйственных культурах могла быть проведена только с большими денежными затратами и в основном ограничивалась королевскими владениями. Король также располагал наибольшим количеством рабочей силы, так как он в любой момент мог приставить к работам осужденных (часто упорствующих ортодоксов). «Raritas colonorum», как обозначается в позднеримских законах нехватка рабочей силы в сельском хозяйстве, конечно, совершенно не отмечается в вандальском государстве. Для многих периодов, как для голода 484 г., указывается даже переизбыток желающих работать. Благодаря этому и средние землевладельцы были в состоянии время от времени проводить дорогостоящие мелиорационные работы за более ли менее сносные расходы или поддерживать в порядке оросительные системы. Как свидетельствуют много раз упомянутые Таблицы Альбертина, сельскохозяйственное производство в целом не прекращалось и в менее плодородных, находившихся под угрозой нападения мавров пограничных областях, в случае если производитель был готов довольствоваться незначительным урожаем.

С этой точки зрения можно взглянуть на чрезвычайно варьирующий, как и в позднеримский период, «жизненный уровень». Король и аристократия, как и определенные лица из провинциального населения (высшая служилая знать), жили в богатстве. Вандалы в своей массе могут считаться состоятельным сословием, в то время как уровень благосостояния основной части римских провинциальных жителей, очевидно, был чрезвычайно неодинаков. В городе и деревне имелось много бедных, которые были рады, если их принимали в монастырь. Как упомянуто, тенденция к обнищанию была особенно велика прежде всего среди ортодоксального населения, которое часто каралось штрафами и не допускалось к занятию доходных должностей.

Арианская и ортодоксальная церкви

Об отношении арианской церкви к ортодоксальной можно во многом сказать все то же самое, что и об отношениях вандалов и жителей провинции. И все же заметно существенное отличие: между обоими институтами и конфессиями, все резче отличающимися друг от друга в догматическом отношении, не было никакого подобия мирного сосуществования. Поэтому борьба – открыто и подспудно – должна была продолжаться до тех пор, пока одна из этих церквей не будет окончательно повержена и тем самым не очистит место для другой. Мероприятия Хильдериха предопределили победу ортодоксальной церкви, которая завершилась походом Велизария и византийскими преобразованиями. Противоречия между обеими церквями обострялись благодаря личным раздорам между епископами, клириками и мирянами; вражду разжигали прежде всего вновь обращенные, множество которых было в обеих церквях, так как при победе другой стороны им следовало опасаться худшего лично для себя. Естественно, германцы в ортодоксальной церкви обладали точно такими же правами, как и римляне в арианской; это относится и к сфере замещения должностей. Мы уже видели, что арианская церковь находилась под определенным влиянием обращенных и поэтому в ходе общего процесса романизации заимствовала у ортодоксальной церкви многие ее институты. В этом отношении возникло внешнее сходство, к которому ариане приходили из соображений целесообразности и от которого они, тем не менее, резко отказывались или которое они по меньшей мере оспаривали. Вместе с латинским языком были позаимствованы многие ритуалы; и все же по большей части богослужение проводилось на вандальском языке. Арианская иерархия была очень сходна с ортодоксальной: иерархическая лестница ведет через диакона, пресвитера и епископа до патриарха; однако наличие у ариан монашества не засвидетельствовано. Хотя Л. Шмидт (184) рассматривает арианские частные церкви и придворных капелланов как черты особой, собственно германской церкви, следует обратить внимание на то, что донатистская церковь, а в отдельных моментах даже ортодоксальная церковь времен Августина также демонстрировали сходные явления.

«Церковную борьбу» мы уже рассматривали в связи с периодами правления отдельных королей. За ее усилением при Гунерихе последовало затишье при Гунтамунде и возобновление при Трасамунде. Трасамунд, получивший некоторое богословское образование, в течение десятилетий весьма дипломатическими методами стремился к победе арианства, которое было обязано ему своим последним периодом расцвета в Северной Африке. Конечно, свой наивысший подъем арианская церковь пережила уже при Гунерихе, который предоставил ей возможность вести миссионерскую деятельность даже в Триполитании и южной Бизацене, а также в Цезарейской Мавритании (Типасе) ; таким образом, в 484 г. арианство находилось на гребне своего успеха, который закончился со смертью Гунериха. Здесь, естественно, возникает вопрос о внутренней и внешней силе арианской ереси, которая была провозглашена вандалами государственной церковью. Вандалы опирались на богатую арианскую традицию IV века (Арий, Вульфила, Синод в Арминии 359 г.) и пытались также развивать свою догматику в борьбе с ортодоксальными теологами. И все же главную силу арианской церкви вандальского королевства следует усматривать в ее фанатизме, который чувствовал за собой поддержку государственной полицейской власти, и в ее организации. Во всяком случае, достаточным объяснением временных успехов может служить тесное сотрудничество с королем, выступающим в качестве верховного епископа. Именно поэтому, когда Гунтамунд проявил терпимость к ортодоксам, а Трасамунд боролся с ними почти исключительно дипломатическими и духовными методами, сразу стали заметны неудачи. Арианская церковь даже не смогла воспользоваться многолетним отсутствием сосланных на Сардинию ортодоксальных епископов, а появление Фульгенция в Карфагене (около 515-517 гг.) нанесло ей следующий удар. По сравнению с Фульгенцием, который успешно боролся также с пелагианством и восточными ересями, придворные духовники Трасамунда выглядели бесцветными и неквалифицированными. Фульгенцию и его сторонникам, кроме того, удалось творчески развить и убедительно изложить учение Августина, так что все выдвигаемые арианами спорные вопросы относительно христологии или учения о Троице казались разрешенными; казуистический образ действий Руспийского епископа оказал воздействие даже на схоластику. Не менее важным, чем и богословское превосходство, было, разумеется, моральное единство большинства ортодоксов, которые терпеливо, не колеблясь, сносили все гонения. После изгнания епископов при Трасамунде монастыри стали главными средоточиями ортодоксальной духовности и миссии; они быстро росли и концентрировались в основном на восточном побережье Бизацены. Внешнее укрепление ортодоксальной церкви после 523 г. следует рассматривать главным образом как следствие ее внутренней устойчивости. Хильдерих не смог бы предпринять или допустить столь широкого восстановления гонимой до тех пор церкви, если бы она пребывала в совершенном упадке. К тому же он был вынужден, лишившись поддержки арианской церкви, искать какую-то новую опору. В конечном счете, правда, ортодоксальная церковь не сумела сколь-нибудь серьезно поддержать легитимное правление Хильдериха против узурпации Гелимера. Причины этого неясны; и все же характерно, что Юстиниан вступился как за Хильдериха, так и за ортодоксальную церковь, которые в целом находились по одну сторону фронта, противостоя арианству и «новой политике» Гелимера.

Синоды в Юнке, Суфесе и Карфагене (525 г.) отражают быстроту ортодоксальной реорганизации в Северной Африке. Так как всегда сохранялось внутреннее и внешнее единство верующих, многие внутренние противоречия – между митрополитом и епископами или епископами и настоятелями – улаживались и преодолевались. Так как эти разногласия даже выносились на открытое обсуждение, их вряд ли можно расценивать как выражение слабости. Несомненно, ортодоксальная церковь осознавала, что она выдержит эти испытания на прочность после того, как перенесла почти столетний период гонений. С этой точки зрения особое значение приобретает следующее утверждение О. Бруннера: «Институты обладают весом ещё и тогда, когда они продолжают существовать, будучи лишены своих основных функций. Они препятствуют, пока они – хотя бы только номинально – существуют, радикальному разрыву с традиционным порядком ». Ибо в действительности ортодоксальная церковь, несмотря на экспроприации и определенное ослабление, в качестве института всегда сохраняла определенный вес, который оказывал свое воздействие наряду с моральным авторитетом исповедников их веры и мучеников. Синоды 523-525 гг. и карфагенский собор 535 г. отчетливо демонстрируют, что ортодоксы были столь же озабочены восстановлением институтов или внешних форм, сколь и порядком исполнения пастырских обязанностей или духовной жизнью. Часто вопросы внешнего порядка выступали на передний план так сильно, что можно было бы говорить о примате формализма: наряду с замещением епископских кафедр играли большую роль вопросы церковного устройства и монастырской жизни; еще во время гонений проявилось и стремление к более тесной связи с папством, в пользу примата которого высказывались такие авторитетные африканские богословы, как Виктор из Виты и Фульгенций Руспийский.

Искусство: язык и литература

На эти периферийные в тематическом отношении «сферы» сами вандалы оказали крайне ограниченное влияние, как, впрочем и на экономическую область. Варвары занимались искусством и культурой в очень незначительной степени, хотя короли и высшая знать играли не малую роль в качестве заказчиков или поощрителей творчества. И все же вандальское влияние обнаруживается в оружейном деле, а оружейные мастера, очевидно, занимали значительное место в общем производстве. Художественное ремесло в фибулах, кольцах, браслетах или цепях демонстрирует знаменитый южнорусский-готический стиль высокого уровня.

Великолепные изделия были найдены в могильниках или в королевской сокровищнице. Естественно, в металлообработке и прежде всего в строительном ремесле, о котором мы что-то знаем только благодаря надписям на зданиях или литературным заметкам, следует считаться с частой кооперацией вандалов и римлян. Несомненно, такие короли, как Трасамунд, или такие князья, как Гибамунд, чья строительная деятельность была прославлена придворными поэтами, в частности интересовались и строительными планами, а может быть, и архитектоническим и орнаментальным оформлением.

Вандальское участие в дальнейшем развитии литературной и научной жизни было более чем скромным. Вандальский язык с наибольшим успехом использовался в арианской церкви; однако он, по всей видимости, едва ли употреблялся в богословской литературе. До нас дошли почти исключительно вандальские личные имена того времени (в надписях). Таким образом, латынь по-прежнему являлась языком управления и культурных кругов, а также большинства населения. Во многих отношениях среди вандало-аланского населения скорее всего возникала все большая пропасть между теми, кто владел латынью, и теми, кто мог объясняться только на вандальском языке. Во всяком случае, нельзя недооценивать духовно-культурную сторону процесса романизации; не только такой полукровка, как Хильдерих, но и просто образованный вандал, как Трасамунд, в своих духовных наклонностях гораздо больше походил на высокопоставленного римлянина-провинциала, чем на одного из своих необразованных соплеменников. Таким образом, у вандалов, впрочем, как и у берберов, параллельно процессу социальной дифференциации протекает сходный процесс и в культурном плане. Само собой разумеется, поздняя латынь V и VI вв. не была способна на сколько-нибудь блестящее развитие. Произведения поэтов и богословов демонстрируют это со всей очевидностью. «Классический» период расцвета латинской риторики и литературы Африки, связанный с именами Апулея, Тертуллиана, Киприана, Арнобия, Макробия и Августина, закончился, оставив лишь еле заметные следы. В области грамматики большие заслуги принадлежат Фелициану, обучившему множество молодых людей. Однако чрезвычайно разочаровывают форма и содержание произведений придворных поэтов, таких как Луксорий, Флавий Феликс или Флорентин, которые обращались к мифологическим темам или воспевали добродетели вандальских правителей. Они пускались в свободное фантазирование, воспевая красоту и великодушие, образованность и архитектурные таланты какого-нибудь Трасамунда. Естественно, их восхваления не всегда основывались на пустом месте, и все же они практически выродились в придворную лесть. Такие писатели больше беспокоились о величине вознаграждения, чем о поэтической славе, и все равно они представляют для нас определенную ценность как источники по поздней истории государства вандалов. По сравнению с этой группой адвокат и поэт Блоссий Эмилий Драконций, ученик Фелициана, все-таки занимает более высокую ступень. Своим обращением к византийскому императору, повлекшим за собой длительное заключение, он сохранил определенную дистанцию по отношению к вандальскому королю, даже если речь не шла о серьезной критике этого варвара. Правда, он встретил неожиданную строгость Гунтамунда с беспредельным самоуничижением: поэтому «Satisfactio ad Gunthamundum regem» («Извинение перед королем Гунтамундом») выглядит достаточно отталкивающе. И все-таки Драконций, которому мы обязаны трехтомным христианским богословским стихотворением под названием «De laudibus Dei», стоит много выше среднего уровня остальных писателей своего времени.

Вследствие недостатков светских писателей большее внимание привлекают писатели духовные. Их число весьма значительно, и все же большинство из них ограничивается очень узкой областью защитой своего ортодоксального или арианского вероисповедания. Позиции арианских богословов (Кирилы, Пинты, Абрагилы) вообще с большим трудом выявляются из соответствующих ортодоксальных полемических сочинений; от вандало-арианской (тем не менее написанной на латыни) литературы того времени сохранилось столь же мало, как и от письменного наследия донатистов. Ортодоксальная оппозиция после своей победы навела в этом деле основательный порядок.

Ортодоксальные писания, напротив, большей частью сохранились, хотя часто возникают трудности с определением авторства этих произведений. Так, некоторые написанные после 430 г. проповеди приписываются, с одной стороны, Августину, с другой – его ученику Кводвультдеусу, который стал карфагенским митрополитом около 437 г. Сходная ситуация сложилась с сочинениями Вигилия Тапсского (участник религиозной дискуссии 484 г.). Выдающимися богословами наряду с вышеназванными были также митрополит Евгений, написавший в роковые 483-484 гг. «Liber fidei catholicae», епископы Виктор из Виты и Фульгенций Руспийский, а также ученик Фульгенция Ферранд. В то время как Ферранд неукоснительно следует по стопам своего учителя, Виктор вносит в теологию свой вклад, прежде всего в области агиографии. Мнение Л. Шмидта, что «Historia persecutionis Africanae provinciae» («История разорения африканской провинции») Виктора представляет собой ни что иное, как «одностороннее тенденциозное сочинение, которому не хватает объективности» , после исследований Куртуа больше не может считаться определяющим. Ибо наряду с переработкой агиографии Виктор приводит бесценные культурно-исторические сведения о времени Гейзериха и Гунериха, так что без него история Северной Африки конца V в. была бы «почти белой страницей». Если ценность Виктора заключается прежде всего в его вкладе в агиографию и описании истории своего времени, то в духовной истории и теологии непревзойденной величиной является Фульгенций Руспийский. В его трудах во всех подробностях отражается духовная борьба между ортодоксией и ересью (арианством, пелагианством, донатизмом). Его интерпретация Августина была столь великолепна, что многие его произведения приписывались гиппонскому епископу и потому оказали воздействие на средневековую теологию. Некоторые его сочинения утеряны, другие не могут считаться безусловно подлинными; несмотря на это, Фульгенция следует считать самым значительным богословом и писателем вандальского периода.

Вандальские племена впервые упоминаются под названием вандалии римскими авторами I в. н. э. Их первоначальные поселения находились, вероятно, в юго-западной Скандинавии и Ютландии. По-видимому, во второй половине II в. до н. э. они пересекли Балтийское море, осели на некоторое время на территории между Нижней Эльбой и Вислой, а затем двинулись дальше на юг по верхнему и среднему течению Одера, где они и находились с I в. до н. э.; вандалы были связаны общностью культа с лугиями. 1)

Вандалы делились на силингов и асдингов. Силинти поселились на территории будущей Силезии. Асдинги впервые упоминаются в связи с войной Рима с маркоманами, которые в 171 г. добивались разрешения поселиться в римской провинции Дакии, в чем им, однако, было отказано. В III в. асдинги занимают территорию к востоку от Верхней и Средней Тиосы. Нападения вандалов на Паннонию и Рецию были отражены императорами Аврелианом и Пробом (276-282). Предполагают, что при Константине I часть вандалов получила разрешение поселиться в Паннонии, однако до настоящего времени это не подтверждено археологическими данными. 2)

В конце IV в. переселение народов захватило и вандальские племена, к которым тем временем присоединились иранские аланы. Небольшая их часть осталась на прежних местах, большая же часть устремилась на запад. Королем вандалов был в то время Годегизель. В 401 г. они разграбили Рецию; в 405 г. вторглись в область Рейна и Неккара, воспользовавшись тем, что высший военачальник Западной империи, Стилихон, был занят уничтожением в Северной Италии полчищ Радагайса, состоявших из частей различных племен. В сражении с франками, охранявшими в качестве римских федератов переправу через Рейн, вандалы были разбиты и Годегизель пал в битве. Однако вскоре произошло второе сражение, в котором вандалы и аланы победили. Вандалы избрали своим предводителем Гундериха, сына Годегизеля, и в первый день 406 г. вместе с аданами и свевами перешли Рейн. Это произошло в районе Майнца. 3) Не встретив серьезного сопротивления, они быстро дошли до Пиренеев, разрушив множество городов на своем пути; много сельских вилл крупных земельных магнатов было сожжено. Переход узурпатора Константина III с его армией из Британии в Галлию заставил пришельцев сократить сферу своих действий. В 409 г. вандалам, аланам и свевам удалось осесть в Испании.

И здесь они вызывали ужас в городах, деревнях и владениях, крупных магнатов. Они распространились по большей части Иберийского полуострова, за исключением Тарраконской провинции. Западно-римское правительство или, вернее, действующий в Испании военачальник узурпатора Константина III Геронтий, было вынуждено заключить с ними договор, чтобы выиграть время для подготовки ответных действий. Асдинги были направлены в Восточную Галисию, силинги - в Бетику, а аланы - в Лузитанию и Картахенскую провинцию, причем остается неясным, получили ли они там земли на основе римской hospitalitas. Во всяком случае, очевидно, что поселение не привело к созданию вандало-аланского государства, хотя процесс социальной дифференциации шел быстро. Вероятно, уже в Испании вандалы и аланы приняли христианство в форме арианства. 4)

Тем временем центральная власть Западной империи нашла союзников в вестготах, также вторгшихся в Испанию, и с их помощью двинулась против вандалов и аланов. В 416 и 418 гг. вестготская армия во главе с королем Валией (415-418) разбила в ряде сражений силингов и аланов, причем силинги были почти полностью уничтожены. С этих пор остатки силингов и аланы подчинились королю асдингов и больше не выбирали своих королей.

Поскольку вестготы в 418 г. получили в качестве федератов право поселиться в юго-западной Галлии, в Аквитании и ушли из Испании, Западная империя стала вербовать свевов, пытаясь теперь использовать их против вандалов и аланов. Еще в 418 г. римское войско спасло от поражения армию свевов в битве с вандалами и аланами под Брагой. В 422 г. римская армия под командованием военачальника Кастина предприняла широко задуманный поход против вандалов и аланов. Однако завершился этот поход серьезным поражением Империи; вандалы и аланы захватили Тарраконскую провинцию и юго-восточное побережье Испании. Эта победа вандалов и аланов нанесла тяжелый удар римскому господству в Испании. Победители захватили портовые города и, реквизировав римские корабли, напали на Балеарские острова и мавританское побережье. В 428 г. они заняли важные города Гиспалис и Картахену. В том же году умер король Гундерих, и во главе уже достаточно окрепшего королевства стал его сводный брат, сын Годегизеля и рабыни, Гейзерих (428-477).

В 427 г. началась гражданская война между центральной властью Западной империи и военачальником римских военных отрядов в Северной Африке Бонифацием. Однако императрица Галла Плацидия, правившая от имени своего несовершеннолетнего сына Валентиниана III (425-455), примирилась с Бонифацием, вновь занявшим к началу 429 г. свои прежние должности. В 427-428 гг. берберским племенам удалось прорвать римский лимес в Северной Африке и продвинуться далеко в глубь провинции. Этими политическими трудностями Рима в Северной Африке воспользовались вандалы и аланы, готовя во главе со своим энергичным королем Гейзерихом переправу в Африку, которую они успешно осуществили в мае 429 г. Причина того, что вандалы и аланы ушли из богатой Испании, заключалась не в голоде или недостатке земли для поселений. Продукты питания, а также пахотная земля и пастбища имелись там в изобилии. Вероятно, Гейзерих своевременно оценил опасность возрастающего давления свевских, вестготских и римских армий, поставивших своей целью полное уничтожение вандалов и аланов. К тому же обширные области Пиренейского полуострова были опустошены в результате военных действий последних десятилетий, и вандалы надеялись найти более богатые земли в Африке. 5) Гейзерих переправился через Гибралтар с 80-тысячной армией.

Завоевание Римом Северной Африки началось в. 146 г. до н. э. с уничтожения Карфагенского государства. Примерно через 200 лет было завершено подчинение Северной Африки и включение ее в систему римских провинций. После нового деления империи, проведенного Диоклетианом и Константином, в Римской Северной Африке были следующие провинции: Мавретания Тингитанская на крайнем западе с главным городом Тингисом (Танжер); к этой провинции примыкала на востоке Мавретания Цезарейская (главный город Цезарея - Шершель), где стоял римский флот. Обе провинции управлялись прокуратором всаднического сословия. Далее к востоку лежала провинция Мавретания Ситифенская (главный город Ситиф - Сетиф). Затем провинция Нумидия с главным городом Циртой, получившим с 312 г. в честь императора Константина I наименование Константины (Constantine). В северной части нынешнего Туниса находилась провинция Проконсульская Африка (главный город - Карфаген близ Туниса); к югу отсюда была образована провинция Бизацена (главный город - прибрежный Гадрумет - Сус). К юго-востоку тянулась провинция Триполитания с главным городом Лептис Магна. Все эти провинции, кроме Мавретании Тингитанской, принадлежавшей к галльской префектуре, были частью итало-африканской префектуры. Мавретания Тингитанская входила в испанский диоцез (XV), тогда как остальные североафриканские провинции составляли африканский диоцез (XI). Расположенные восточнее Ливия и Египет принадлежали Восточной Римской империи и остаются поэтому вне границ нашего рассмотрения. Границей между Триполитанией и Ливией был портовый город Arae Philaenorum (Муктар) в юго-восточном углу Большого Сирта; там уже в давнее время проходила граница между Карфагеном и греческой Киренаикой.

В мавретанских провинциях жили преимущественно племена берберов; остальные берберские племена селились по ту сторону римской границы и постоянно совершали набеги на римские провинции. Хамитские племена берберов жили также в Нумидии и в примыкающих к ней восточных провинциях вблизи ливийских племен. В Проконсульской Африке и в Бизацене селились и остатки пунического населения. Ж. Шарль-Пикар полагает, что население римской Северной Африки между серединой II в. и первой третью III в., т.-е. в период ее хозяйственного расцвета, составляло примерно 6,5 миллионов. 6)

Римская политика урбанизации была в Северной Африке особенно успешной; в конечном итоге там оказалось около 500 городов, причем 200 из них были сконцентрированы в провинциях Проконсульская Африка и Бизацена. Конечно, многие из этих городов были небольшими, а некоторые и совсем маленькими, но благодаря урбанизации эти области быстро романизировались. Количество городов в Северной Африке лишь незначительно уменьшилось в эпоху Поздней империи. Так, в церковном соборе, созванном в июне 411 г. в Карфагене, принимали участие 267 католических епископов, причем еще 13 известных нам отсутствовали; к этому числу следует прибавить 289 донатистских епископов и 32 известных нам отсутствовавших. В целом число епископов достигает 601, поэтому даже если в некоторых городах были и католический и донатистский епископы, едва ли можно говорить о сокращении количества городов в Северной Африке в V в. 7)

Хозяйственное положение Северной Африки в V в. было также значительно лучше, чем в Галлии. В больших портовых городах по-прежнему велась оживленная морская торговля. В городах продолжали функционировать собрания римских горожан. Куриалы несли свою службу, а органы городского управления. продолжали действовать вплоть до византийского времени. Правда, в IV-V вв. в среде куриалов Африки углубилось деление на различные социальные и политические слои: выделился высший слой principales, за ним следовали sectmdiones и прочие. Богатство и имущество было теперь дифференцировано больше, чем прежде. 8) Сельское хозяйство также не пострадало здесь от общего социального кризиса в такой степени, как другие части Западной империи. Во всяком случае еще к началу V в. производство оливкового масла и зерна находилось в полном расцвете. 9)

Однако не надо обольщаться картиной этого сравнительного благополучия Северной Африки в эпоху поздней античности. В глубине, за фасадом благополучия, шла острая классовая борьба, основанная на глубоких социальных противоречиях, которые находили свое выражение в социально-религиозных формах, например, в борьбе между циркумцеллионами, с одной стороны, католической церковью и римской государственной властью, с другой. Сельское хозяйство Северной Африки в римское время было основано в первую очередь на системе латифундий, в которых возросла эксплуатация колонов, рабов и сельскохозяйственных рабочих. Сельское население в значительной степени обеднело. 10)

Не встретив серьезного сопротивления, вандалы и аланы прошли меньше чем за год расстояние от Тингиса до Карфагена, т. е. около 2 тыс. км. В этом переходе они пользовались римскими прибрежными дорогами. Угнетенное население и рабы, частично, перебегавшие к варварам, рассматривали их появление как возможность облегчить свою участь, так как тем самым они - хотя, бы временно - освобождались от тяжелого налогового гнета. Вандалы и аланы захватили крупные и мелкие города, лишь Цирта и Карфаген успешно отразили их атаки. Римский полководец Бонифаций отошел со своим войском в город Гиппон-Регий, где он в течение 14 месяцев, до июля 431 г. выдерживал, осаду. Затем он ушел, предоставив город аланам и вандалами. Гиппон-Регий стал первой североафриканской резиденцией Гейзериха. Около 432 г. на территорию, за которую шла борьба в. Северной Африке, вступила восточно-римская армия под командованием Флавия Аспара, военачальника аланского происхождения. Обе стороны опустошали богатые провинции, но, по-видимому, избегали решающего сражения. За период до 435 г. вандалы и аланы завоевали значительную часть Римской Северной Африки. Западная Римская империя вынуждена была признать, что изменить создавшуюся ситуацию военным путем невозможно. В начале 435 г. Империя после переговоров предоставила вандалам и аланам статус федератов. Они получили территорию ad habitandum, что соответствовало поселению на основе hospitalitas, хотя сведения об этом недостаточно определенны. Места поселений были расположены в северо-западной части Проконсульской Африки, в провинциях Нумидия и Мавретания Ситифенская.

Поскольку текст договора до нас не дошел, можно лишь предположить, что Гейзерих в свою очередь обязался поставлять остро необходимые Италии оливковое масло и зерно, а также защищать границыот берберов. 11)

Однако мир был непродолжителен. Гейзерих не мог не понимать, что Западная империя использует оставшиеся у нее важные в хозяйственном отношении области Проконсульской Африки с Карфагеном в качестве стратегического плацдарма для наступления на вандалов и аланов. 19 октября Гейзерих, нанеся неожианный удар, взял Карфаген и захватил оставшиеся у римлян области Проконсульской Африки и Визацены. Овладев карфагенским флотом для перевозки зерна, он превратил его в военный флот. Таким образом он стал господствовать над Западным и Центральные Средиземноморьем. В 440-441 гг. вандальский флот грабил побережье Сицилии и Южной Италии. Контингент западноримских войск и восточноримский флот, призванный Валентинианом III на помощь, достигли, правда, немногого, но все таки воспрепятствовали немедленному захвату Сицилии варварами. Однако, когда в 442 г. восточноримский флот ушел, Гейзерих занял всю Сицилию и принудил западноримское правительство заключить с ним новый договор: вандалы и аланы освобождались от статуса федератов и признавались политически независимыми; договор подтверждал также расширенные границы государства Гейзериха. Сюда же относилась часть Триполитании. Империя сохранила обе западные провинции Мавретании, нумидийскую область вокруг Цирты и восточную Триполитанию. Некоторое время Сицилия также принадлежала Западной империи. В оставшихся у нее частях Северной Африки Империя реорганизовала управление. Правительство оказывало поддержку муниципальным учреждениям этих провинций, рассматривая их как опору господства Западной империи. 12)

Признание полной политической независимости вандалов и аланов в Северной Африке было знаменательным событием в истории и приходящего в упадок государства Западной империи, и Вандало-аланского королевства. Впервые на территории Западной Римской империи народ завоевал независимость не только de facto, получив статус федератов, но и de iure.

В 40-х и 50-х годах V в. процесс образования государства у объединившихся вандалов и аланов был завершен. Уже в ходе завоевания вандалами Северной Африки в возникающем государстве складывались функции внутреннего угнетения: в ряде областей господствующий класс римских землевладельцев был лишен власти и собственности. Вандало-аланское государство, остававшееся до своего падения арианским, преследовало католическую церковь, главную идеологическую и религиозную опору Западной империи. Земельные владения католической церкви были конфискованы. Некоторые представители землевладельческой аристократии и католического клира были обращены в рабство или перемещены в сословие колонов и депортированы. 13)

Уничтожением римского налогового кадастра новое государство завоевало расположение в кругах беднейших слоев римского провинциального населения. Однако вскоре они были вновь обременены новыми налогами, взимаемыми вандалами.

Народ-завоеватель, вандалы и аланы, занимали высшую ступень социальной иерархии, которая в целом не слишком изменилась по сравнению с позднеримской. Король, обладавший абсолютной властью, был одновременно и крупнейшим земельным собственником в государстве. Конфискованные земельные владения король, если он сам на них не претендовал, раздавал вандальской знати, арианской церкви и простым свободным. Основная масса свободных вандалов и аланов поселилась в Проконсульской Африке. Там они получили небольшие земельные наделы, sortes Vandalorum, которые перешли в их собственность. Эти sortes напоминают франкский аллод. Однако в дальнейшем в крупных земельных владениях вандалов использовался преимущественно труд колонов и рабов. Таким образом в Вандальском государстве в значительной степени сохранились следы исчезающего рабовладельческого общества. Элементы феодализации общества были у вандалов и аланов развиты слабее, чем у франков, вестготов и бургундов. 14)

В 442 г. родоплеменная аристократия вандалов подняла восстание против растущей личной власти Гейзериха, которое было подавлено (подробные данные о нем отсутствуют). В дальнейшем родоплеменная аристократия перестает играть какую-либо роль в политической жизни государства. Вместе с тем начинает расти значение зависимой от короля служилой знати. Не созывалось больше и народное собрание. Военные отряды вандалов, среди которых главную роль играла конница, были размещены вдоль южной границы и в портах. Военную службу несли, кроме мавров во вспомогательных отрядах, только вандалы и аланы.

Государство было разделено на различные провинции: Зевгитана, Восточная Нумидия, Бизацена, Абаритана и Гетулия.

Их возглавляли наместники африканско-римского происхождения, в компетенцию которых входил суд над римским провинциальным населением и взимание налогов. Основой судопроизводства служили позднеримские сборники законов. Муниципии продолжали жить своей жизнью и в Вандальском королевстве. В городах сохранялись традиционные должности священников. Продолжали действовать и провинциальные собрания римского времени; сохранялся в городах и римский образ жизни, хотя в ограниченной степени и с меньшим размахом. Несмотря на то что католическая церковь время от времени подвергалась тяжелым преследованиям, она сохраняла своих сторонников, прежде всего в городах.

О консервативном характере социальных структур в сельских местностях Вандальского королевства свидетельствуют так называемые «Таблички Альбертини», 15) найденные на юге Бизацены; это торговые договоры, спрятанные после 21.IV.496 г. Они относятся к крупному домену, принадлежавшему некоему Флавию Геминию Катуллину, и датируются временем между 493 и 496 гг. Латифундия была разделена на четыре имения (fundi), которые в свою очередь делились на многочисленные мелкие крестьянские наделы. В договорах речь идет о мелких угнетенных крестьянах, которые 400 лет спустя все еще несли обязанности колонов в соответствии с Манциевым законом (Lex Manciana времени Флавиев); правда, и в этом проявляется упадок античного общества, по своему статусу они уже приближались к свободным крестьянам. В документах эти колоны определяются как cultores. 16)

Черты нового общественного развития были мало заметны. Вскоре классы, эксплуатируемые некогда Западной империей, ощутили, что они только переменили господ, но не общественную систему. Тогда они стали в большей степени поддаваться влиянию католической церкви, которая идеологически подготавливала возвращение римского господства; склонялись они и к тому, чтобы приветствовать вновь вторгающиеся племена берберов, которые также создавали варварские королевства в Северной Африке. 17) Когда же Вандальское государство вступило в период последней решительной борьбы с Византией и оказалось побежденным, массы эксплуатируемых классов стояли в стороне или открыто поддерживали византийцев.

Однако на данном этапе государство вандалов находилось еще в преддверии кульминации своего могущества. Гейзерих, энергичные и политически активный деятель своего времени, 18) проявил себя также как искусный дипломат. Он сумел обмануть Западную империю и предотвратить враждебные действия Византии против своего государства. Вероятно, послов его можно было встретить и при дворе короля гуннов Аттилы. Когда в марте 455 г. был убит император Валентиниан III, Гейзерих воспользовался этим, чтобы расторгнуть договор 442 г. Дополнительным поводом послужило то, что новый император Петроний Максим выдал дочь Валентиниана III Евдокию, которая в 446 г. была обручена с сыном Гейзериха Хунерихом, за своего сына. Гейзерих сам возглавил свой флот и в последние дни мая 455 г. высадился в гавани Порт в устье Тибра. В.Риме началась паника, в результате которой Петроний Максим погиб. После четырнадцатидневного разграбления города Гейзерих со своими войсками ушел из Рима, уведя с собой вдову Валентиниана III Евдоксию и его дочерей Евдокию и Галлу Плацидию. Есть сведения, что он привез на своих кораблях также тысячи пленных римских ремесленников. Евдокия была сразу же выдана за Хунериха; лишь в 472 г.. ей удалось бежать в Иерусалим. В результате этих событий Гейзерих укрепил свое господство в Западном Средиземноморье и захватил Сардинию, Корсику, Сицилию и Балеарские острова. Вскоре после 455 г. Вандальскому государству вынуждены были подчиниться и те провинции Северной Африки, которые до этого момента еще принадлежали Западной Римской империи; впрочем, сфера вандальского господства на западе не выходила за пределы Нумидии. В мавретанских провинциях все больше утверждались, обретая самостоятельность, берберские племена. По существу. господство вандалов распространялось только на города побережья, к западу, примерно до Сеуты. В мавретанских провинциях поселились также изгнанные вандалами из Проконсульской Африки крупные римские землевладельцы, находившие пристанище на запустевших частных и императорских латифундиях, если им удавалось сговориться с местными берберами. 19) Интересно заметить, что захват Рима вандалами в 455 г. получил значительно меньшее отражение у римских писателей, чем взятие Рима вестготами в 410 г. Благодаря деятельности Августина и других авторов, а также папства, в первой половине V в. идея вечности Рима была перенесена на католическую церковь. Тем самым укоренилось представление, что германцы и другие варвары могут; нанести вред Риму, но не церкви. Эти идеи, которые уже не призывали к защите Империи, объективно способствовали созданию и укреплению варварских государств на западноримской территории.

Император Авит (455-456) предполагал начать крупные военные действия против Вандальского государства. Однако незначительные успехи римлян в Сицилии и в морском сражении у Корсики не изменили положения дел, и господство вандалов на море осталось прежним. При императоре Майориане (457-461) вновь начались еще более серьезные приготовления к войне с вандалами. Римский флот должен был напасть на них с Сицилии, а армия из Испании. Совершив смелый набег на гавань Картахены, где был сконцентрирован римский флот, вандалы захватили часть кораблей. Тем самым рухнул план, на который императорский двор в Равенне и западноримская аристократия возлагали такие надежды. Теперь вандальский флот год за годом опустошал италийское побережье, захватывая торговые корабли и нагоняя ужас на жителей западноримского государства. 20)

При императоре Анфимии (467-472) были вновь предприняты серьезные усилия, направленные на уничтожение Вандальского государства. Благодаря союзу с Византией против вандалов был выставлен сильный флот и большое войско - к этому времени вандальский флот стал грабить и побережье Восточного Средиземноморья. Вновь императорский двор и сенаторская аристократия стали надеяться на решительную победу над вандалами. 21) Под начальством комита Марцеллина, которому были подчинены западноримские военные части, удалось провести успешные операции против Сардинии и Сицилии. В 468 г. византийская армия под командованием Гераклия и Марса высадилась в Триполитании и двинулась на Карфаген. Византийский флот во главе с Василиском в ряде сражений разбил вандальский флот и стал у мыса Меркурия (Кейп Бон). Тем самым армия находилась уже в 60 км от Карфагена. Василиск медлил с решающим сражением. Марцеллин с западноримским флотом находился еще у берегов Сицилии, а византийская армия лишь медленно продвигалась из Триполитании в Карфаген. Гейзерих стремился выиграть время, чтобы привести свой флот в боевую готовность; он обманул Василиска, выражая готовность начать переговоры, и достиг пятидневного перемирия. Однако после завершения переговоров Гейзерих неожиданно напал на византийский флот: нападением брандеров была уничтожена большая часть византийских кораблей. Оставшиеся отошли к берегам Сицилии. Именно в это время был убит Марцеллин; предполагают, что это было инспирировано его соперником Рикимером, высшим военачальником Западной империи. Не исключено, что некоторую роль в этом сыграл и Гейзерих. Флот и армия были отозваны в Византию. Столь широко задуманное предприятие рухнуло. Гейзерих вновь подчинил Сардинию и Сицилию, а его флот появился в Восточном Средиземноморье.

В том же году Гейзерих достиг и дипломатического успеха, когда после смерти Анфимия императором Западной Римской империи стал угодный ему и поддерживаемый им кандидат - Аниций Олибрий (апрель-ноябрь 472 г.). Олибрий был мужем дочери Валентиниана III Плацидии и тем самым зятем наследника вандальского престола Хунериха. Правда, уже в ноябре этого года Олибрий умер, однако одна эта попытка Гейзериха влиять на политику Западной империи, используя родственные связи, свидетельствует об изменившемся соотношении политических сил.

Последующие незначительные императоры Западной империи уже не представляли опасности для Вандальского королевства. Гибнущая Западная империя стала орудием в столкновении византийских, вестготских, бургундских и вандальских интересов. Дипломатия вандалов сохраняла свой активный характер; в 475 г. они даже заключили союз с Римом, чтобы в будущем в случае необходимости использовать его в борьбе с Византией. Так изменились времена.

В 474 г. Византия была вынуждена заключить мир с Гейзерихом; в мирном договоре Византия должна была гарантировать неприкосновенность Вандальского государства и признать его полную независимость. Византии пришлось юридически санкционировать изменившиеся отношения в Северной Африке подобно тому, как Западная империя была принуждена к этому уже в 442 г.

Когда в 476 г. пала Западная Римская империя и новым властителем Италии стал Одоакр, Гейзерих сумел завоевать и его расположение, уступив ему за ежегодную дань большую часть Сицилии. Тем самым Гейзерих упрочил свое политическое влияние и на государство Одоакра. Гейзерих - один из самых значительных деятелей, который наряду с Эйрихом и Одоакром сыграл важную роль в падении Западной Римской империи, 22) умер 24 января 477 г. Власть перешла к его сыну Хунериху (477-484). Хунерих уделял преимущественное внимание внутреннему упрочению королевства с помощью арианской церкви. Он преследовал манихеев и пытался достигнуть соглашения с католической церковью. Для всех вандальских королей характерно, что, будучи принципиальными противниками католической церкви, они пренебрегали возможностью привлечь на свою сторону оставшихся. донатистов и циркумцеллионов. 23) В этом проявлялась принципиальная враждебность германских королевств к народным движениям внутри страны, что характеризовало уже отношение вестготов к багаудам. Хунерих еще и потому стремился к соглашению с католической церковью, что надеялся заручиться ее поддержкой при проведении задуманной им отмены учрежденного Гейзерихом наследования престола по сеньорату и установлении престолонаследия для его старшего сына. В соответствии с сеньоратом престол наследовал не старший сын короля, а старший член королевского дома.

Около 480-481 г. император Восточной Римской империи Зенон потребовал от Хунериха замещения вакантных епископских должностей в Карфагене. В ответ на это Хунерих потребовал равных прав для арианской церкви в Константинополе и других восточных провинциях. В том случае если Восточная Римская империя не пойдет на эти условия, Хунерих грозил депортацией всех католических епископов Вандальского королевства «к маврам». 24) Отношения между Вандальским королевством и Восточной Римской империей обострились, и в 482 г. начинается новая волна тяжелых преследований католиков. Епископы и священники были депортированы. Назначенный Хунерихом на начало 484 г. собой всех арианских и католических епископов его государства в Карфагене должен был, как предполагалось, предъявить всем католикам требование перейти в арианство. Этот собор, на котором присутствовало около 460 католических епископов, 25) не мог, конечно, привести к успеху. Неудача была поставлена в вину католикам. Эдикт, обнародованный Хунерихом, требовал перехода всех католиков в арианство не позднее 1 июня 484 г. При этом король и его советники ссылались и на законы Кодекса Феодосия против еретиков и особенно на закон 411 г. против донатистов. Теперь эти постановления почти дословно применялись к католикам, причем использовались и высказывания против циркумцеллионов.

Однако и в этом сказывалась внутренняя слабость Вандальского королевства. Продолжающийся идеологический раскол общества, проникнувший и в господствующие слои вандалов, ослаблял государство. К этому присоединилось и то, что при Хунерихе преследованиям стала подвергаться и вандальская служилая знать, либо потому, что она не желала согласиться с новым порядком престолонаследия, либо потому, что часть ее стала сближаться с католической церковью. Эту ситуацию использовали берберы и захватили ряд областей Вандальского королевства.

Когда Хунерих 22 декабря 484 г. умер, еще не был введен в действие его закон о престолонаследии и не был устранен раскол в области идеологии и религии. Католическая церковь вышла из перенесенных ею преследований, правда, ослабленной, но политически и морально окрепшей. Сложившаяся ситуация была для Вандальского государства значительно более трудной, чем во времена Гейзериха: государство в большей мере изолировалось от народных масс, которые некогда приветствовали переход власти от Западной Римской империи к вандалам и аланам.

Воинствующие представители католической церкви в Северной Африке, такие, как Виктор Витенский (конец V в.), сражались, в своих трудах и проповедях не только с арианством, но и с вандалами, идя ради своих убеждений на ссылку, потерю свободы, даже на смерть. Они направляли свои инвективы и против тех римлян-католиков, которые не сторонились вандалов: «Вы, немногие, кто любит варваров, и даже не заботясь о своем опасении, иногда хвалит их, подумайте о значении их наименования, исследуйте их нравы. Можно ли найти им более соответствующее наименование, чем варвары? Ибо это слово вызывает представление о дикости, жестокости и терроре. Как бы они ни осыпали вас своими любезностями, ни обольщали своей преданностью, они способны только ненавидеть римлян. И будь их воля, они стремились бы только к тому, чтобы уничтожить блеск и славу римского имени. Их желание состоит в том, чтобы в живых не осталось ни одного римлянина. И если они и щадят своих подданных, то только для того, чтобы использовать их для несения рабской службы, ибо они никогда не испытывали симпатии ни к одному римлянину». 26)

Новым королем вандалов и аланов стал племянник Хунериха Гунтамунд (484-496). Примерно в 487 г. он опять пытается завоевать доверие католической церкви, идя всячески ей навстречу и разрешив высланным епископам вернуться в их епархии. В 494 г. владения католической церкви были вновь восстановлены. Однако любое проявление симпатии к Византии и впредь рассматривалось как государственное преступление, и поэт Драконций был посажен в тюрьму за то, что он, как предполагалось, прославлял в своем стихотворении византийского императора, имя которого он из осторожности не назвал. В заключении он написал покаянное стихотворение «Satisfactio ad Gunthamundum» и молил о помиловании. 27)

Нападения берберо-мавретанских племен все усиливались, и постепенно берберы стали создавать собственные королевства. Попытки вандалов вновь завоевать Сицилию, пользуясь борьбой между Одоакром и остготским королем Теодерихом Великим, не имели успеха. Готы оттеснили вандалов и в 491 г. полностью захватили остров. Конечно, потеряна была и дань, до той поры уплачиваемая вандалам.

Преемником Гунтамунда стал его брат Тразамунд (496-523), продолжавший гибкую политику по отношению к католикам. Прежде всего он стремился в полемике идеологического характера доказать, что арианство выше католицизма. Известна его полемика с самым значительным представителем католической церкви времени вандалов, с епископом города Руспе Фульгенцием. Вместе с тем, однако, Тразамунд не отказывался и от преследований и ссылок католических клириков. Фульгенций, епископ церкви Руспе в Бизацене (467-532), происходил из кругов римской сенаторской аристократии и после Августина был самым значительным католическим теологом Северной Африки. Он последовательно выступал против попыток вандальского короля проповедовать арианство и был существенной опорой католической церкви в периоды преследований, которым подвергался и сам. «Римская церковь, вершина мира, господствует и учит одновременно», 28) провозгласил он, следуя в изгнание.

Около 500 г. Тразамунд женился на сестре остготского короля Амалафриде. За этим последовало политическое сближение между остготским и вандальским государствами, в результате чего вандалам была возвращена область Лилибей на западном побережье Сицилии.

Берберо-мавретанские племена многократно нападали на вандалов, глубоко проникая в их территорию. Города Тамугади (Тимгад) и Багаи были захвачены и разрушены ими.

В июне 523 г. Тразамунд умер и его преемником стал Хильдерих (523-530), сын Хунериха. Вандало-аланский трон занял в его лице внук западноримского императора Валентиниана III.

Хильдерих был представителем маленькой группировки внутри королевской семьи, пытавшейся поднять свое влияние с помощью установления тесных связей с византийским, двором и уступок католической церкви. Еще до официального вступления на престол король вернул католических епископов из ссылки и предписал заместить вакантные кафедры епископств. Союз с остготами был расторгнут. Тем временем берберы консолидировались и разбили вандалов в ряде битв. В течение некоторого времени целые провинции вандалов находились под властью берберов.

Против политики Хильдериха выступила, другая группировка королевской семьи со своими сторонниками, стремившаяся продолжать традиционную политику вандалов. Хильдерих был свергнут и заключен в тюрьму вместе с членами его семьи. Королевство перешло к Гелимеру, правнуку Гейзериха, который был последним королем вандалов.

Гелимер тотчас вернулся к антивизантийской и антикатолической политике предшественников Хильдериха. Однако ввиду сокращения власти вандалов в Северной Африке в результате набегов берберов и растущего открытого перехода романской части, населения на сторону католической церкви его реальные возможности были значительно более ограничены. К тому же и внешнеполитически вандальское государство было изолировано.

Византийский император Юстиниан воспользовался враждебной политикой Гелимера, чтобы осуществить свои давние намерения и восстановить могущество Империи. После того как в

532 г. был заключен мир с Сассанидами, он мог направить свои военные силы против вандалов. К тому времени государство вандалов стало и само постепенно распадаться. Провинция Триполитания заявила о своем выходе из государства вандалов и о присоединении к Византии. Отделился от вандальского государства и наместник Сардинии.

В 533 г. византийское войско под командованием Велизария вторглось в пределы государства вандалов. Потерпев вначале поражение, византийцы затем одержали победу; Гелимер бежал в Нумидию, Карфаген перешел во власть византийцев. В декабре 533 г. в решающей битве под Карфагеном вандальское войско было разбито наголову. В апреле 534 г. Гелимер бежал в горную область на границе Нумидии, где он надеялся обрести помощь у оставшихся еще у него вспомогательных мавретанских отрядов. Государство вандалов стало теперь легкой добычей для византийского войска, и Византия сразу же приступила к восстановлению власти Римской империи, прежних отношений владения, управления и налоговой системы. 29) Однако до 546 г. отдельные разбросанные группы вандалов еще держались и оказывали сопротивление Византии. 30) Господство вандалов почти не оставило, следов в Северной Африке. Язык вандалов не стал литературным языком; нет ни вандальской литературы, ни собственного кодекса законов вандалов. Господствующим языком был латинский, в суде над романским населением действовали позднеримские законы. Только в изготовлении оружия и прикладном искусстве вандальские ремесленники проявили оригинальность. Римские придворные поэты прославляли на латинском языке вандальских королей, но их произведения весьма посредственны по своему литературному значению. Выше стояли христианские католические писатели вандальской Северной Африки, такие, как Кводвультдевс, Вигилий из Тапса, Евгений Карфагенский, Виктор Витенский и Фульгенций из Руспе. Арианская христианская литература не сохранилась. Основной причиной нестабильности государства вандалов была слабость попыток преодолеть социально-экономические противоречия основанного на рабстве общественного строя. Это усугубилось неудачей в разрешении политических и религиозно-идеологических противоречий между арианами и католиками. Если в IV и в начале V в. арианство еще помогало германцам политически и идеологически отделиться от Рима, то позже оно превратилось в препятствие для единения народа и для возникновения нового государственного сознания. В переходный к феодализму период католическая церковь занимала исторически прогрессивную позицию. 31) Народные массы выступали против государства вандалов или стояли в решительные минуты в стороне и видели теперь в византийцах своих «освободителей», хотя и коренным образом ошиблись в этом.

Этническая принадлежность

Вандалы на ранней стадии представляли собой родственную группу племён с собственными вождями. Среди племён в хрониках разных лет отмечены асдинги, силинги и, возможно, лакринги. Иордан сообщал, что один из королей вандалов в начале IV века происходил из рода асдингов. Когда вандалы в 409 году ворвались в Испанию, они имели 2 королей: один возглавлял вандалов-асдингов, а другой вандалов-силингов.

II-IV века

Во II веке племя вандалов приблизилось к бассейну реки Тисы. К востоку от вандалов обитали готы, на западе они граничили с маркоманами.

Маркоманские войны (167-180 годы) затронули все придунайские провинции Римской империи, различные варварские племена вследствие начавшегося переселения народов почти одновременно атаковали границы империи. В 171 году вандальское племя асдингов под началом 2-х вождей просили разрешения поселиться в римской провинции Дакия (современные Румыния и Венгрия). Когда римский наместник отказал, асдинги, поручив ему свои семьи, захватили страну костобоков, враждебных Риму. Однако лакринги, боясь, что асдинги поселятся на их землях, напали на асдингов и разбили их. Тогда асдингам разрешили поселиться на северо-западе Дакии в обмен на защиту римских владений.

Примерно в 220 году вандалы упоминаются Дионом Кассием как племя, дружественное маркоманам (и видимо соседствующее), но в отношения которых императору Антонину удалось внести враждебность. С началом Скифской войны вандальское племя асдингов отмечено около 249 года среди участников похода на Фракию под началом готского короля Остготы.

В середине III века римляне были вынуждены эвакуироваться под напором варваров из Дакии, организовав линию обороны по Дунаю. Осевшие в Дакии племена вели между собой войны за захват лучших земель, совершали совместные набеги на имперские земли за Дунай. Римский император Аврелиан в 270-е годы сражается с вандалами в Паннонии. Разбив варваров, он разрешил им вернуться с миром за Дунай, обязав поставить в римскую армию 2 тысячи всадников. Историк Дексипп Афинский, рассказывая о переговорах с вандалами императора Аврелиана, сообщает, что 2 царя и старейшины варваров предоставили римлянам в качестве заложников своих детей. При этом Дексипп не заметил особых отличий между так называемыми царями и знатными богатыми вандалами, что характерно для общественных отношений военной демократии.

Немного позже снова с вандалами на Дунае сражается император Проб, какой-то части их он разрешил поселиться на римской территории. В то же время, в конце III века, отмечены войны вандалов с готами и тайфалами.

Иордан сообщил о первом известном по имени короле вандалов Визимаре из славного рода Асдингов. Визимар с большим числом своих соплеменников погиб в сражении с готским королём Геберихом на берегу реки Марош (левый приток Тисы). Битва произошла в 330-е годы. Оставшиеся в живых вандалы переселились при императоре Константине Великом (306-337 годы) на правый берег Дуная в Паннонию (современные Венгрия и Австрия), где жили как подданные Римской империи в течение 60 лет.

Во 2-й половине IV века теснимые гуннами готы двинулись на восточную часть Римской империи. В 378 году под Адрианополем они разгромили имперские войска и стали опустошать Грецию и Фракию. Вожди одного из готских племён Алатей и Сафрак устремились в Паннонию. По истории Марцеллина Комита гунны овладели Паннонией примерно в то же время. Под давлением гуннов и готов вандалы в 380-е годы двинулись из этой (или соседней) провинции далее на запад.

Иордан отмечает, что в эти годы император Грациан находился в Галлии для обороны её от вандалов.

Разорение Галлии и захват Испании

В начале V века уже вандалы подошли к Рейну. В 401 году Годагисл, король вандалов-асдингов, разграбил Рецию, а в 405 году вторгся в область Рейна и Неккара, воспользовавшись тем, что Стилихон, высший военачальник Западной Римской империи, был занят уничтожением в Северной Италии полчищ Радагайса, состоявших из различных варварских племён.

31 декабря 406 года вандалы, аланы, свевы и другие варварские племена вторглись через замерзший Рейн в районе городов Майнца и Вормса в зажиточную римскую провинцию Галлию.

В сражении с франками, охранявшими в качестве римских федератов переправу через Рейн, погиб Годагисл, король вандалов-асдингов, и с ним 20 тысяч соплеменников.

Вероятно, с гибелью Годагисла и разгромом вандалов главенство в союзе вандалов, аланов и свевов стало принадлежать правителю аланов, как об этом заметил в своей хронике испанский епископ Идаций, рассказывая о гибели аланского царя Аддака в 418 года. Хотя племена вандалов-асдингов, вандалов-силингов и свевов продолжали выбирать собственных вождей.

Иордан полагает, что вандалы не стали оставаться в Галлии из-за страха перед готами и потому направились в ещё не тронутую варварскими нашествиями Испанию. Военное давление и разорение Галлии определили движение вандалов в зажиточные римские провинции Испании.

В первые недели октября 409 года союзные вандалы, аланы и свевы перешли через Пиренеи в Испанию.

Набеги варваров облегчались сложной внутриполитической обстановкой в империи, недавно разделившейся на Западную и Восточную. В 410 году одновременно царствовали 6 правителей: законные императоры Гонорий на западе и Феодосий на востоке, отец и сын Константин и Констант в Галлии и Британии, Максим на севере Испании в Таррагоне, ставленник готского вождя Алариха Аттал в Риме. Варваров использовали в борьбе за власть, уступая им часть территорий.

По словам Исидора Севильского варварам удался прорыв в Испанию только после того, как самопровозглашённый император Константин казнил по подозрению в узурпации трона могущественных братьев Дидима и Верониана, которые с имперскими войсками защищали перевалы в Пиренеях. На самом деле братья пали жертвой борьбы Константина с Гонорием за власть в Испании. Константин одновременно сражался с варварами в Галлии и с войсками, верными Гонорию, в Испании, открывая тем самым дорогу варварам на юг.

Испанский епископ Идаций в своей хронике сообщает, что к 411 году пришедшие племена распределили по жребию территорию полуострова следующим образом: вандалы короля Гундериха заняли Галлецию (северо-запад Испании), свевы - «самый западный край у океанического моря» и часть Галлеции, аланы, как наиболее сильное племя разместились в провинциях Лузитании и Картахены, а вандалы-силинги с королём Фридубальдом выбрали себе Бетику (юг Испании). Север Испании, Тарраконовая провинция, осталась под контролем Римской империи. Местные жители, остававшиеся в укреплённых городах, подчинились пришельцам. Однако после того, как земли были разделены, варвары по словам уроженца Испании Орозия: «сменили мечи на плуги и к остальным римлянам благоволили как к друзьям и союзникам, так как находились среди них некоторые римляне, которые предпочитали бедную свободу среди варваров податным тяготам среди римлян».

В 415 году в Испанию ворвались готы под предводительством Атаульфа, завязав сражения с вандалами. В том же году королём готов стал Валия, который в 418 году: «устроил грандиозную бойню варваров во имя Рима. Он разгромил в битве вандалов-силингов в Бетике. Он уничтожил аланов, которые правили вандалами и свевами, так основательно, что когда их король Атакс был убит, немногие, кто выжил, забыли имя своего королевства и подчинились королю вандалов из Галисии Гундериху».

Короля вандалов-силингов Фридубальда Валия отправил пленником западно-римскому императору Гонорию, а само племя было практически полностью уничтожено. Возможно тогда король вандалов-асдингов Гундерих приобрёл титул короля вандалов и алан.

Когда готы удалились в Галлию, Гундерих напал в 419 году на соседей свевов. После этого он оставил гористую Галисию и направился в более богатую Бетику, опустевшую после истребления там силингов.

В 422 году вандалы разгромили римскую армию, посланную под началом римского главнокомандующего (magister militum) Кастина в Испанию и усиленную готами-федератами.

Королевство вандалов и аланов в Африке

После смерти Гундериха в 428 году новым королём стал его брат Гейзерих, правивший в течение 49 лет. На следующий год в мае 429 года вандалы и аланы покинули Испанию, переправившись через Гибралтар в Африку.

О причинах, побудивших вандалов перебраться в северную Африку, источники расходятся. Кассиодор связывал переселение вандалов с приходом в Испанию вестготов. Большинство других авторов передавали версию, что вандалы пришли по приглашению римского наместника в Ливии, Бонифация, комита Африки, который решил узурпировать власть в африканских провинциях и призвал на помощь варваров, обещая им 2/3 территории. В 429 году Гибралтар пересекло 80 тысяч человек под предводительством короля Гейзериха. После ряда сражений с войсками Бонифация и империи, вандалы захватили ряд провинций. По мирному договору 435 года император Запада Валентиниан III признал за вандалами их приобретения в обмен на ежегодную дань империи.

Однако 19 октября 439 года вандалы в нарушение договора захватили Карфаген, ставший резиденцией их короля. Этот день считается датой основания королевства вандалов и аланов, которое охватывало территории современных Туниса, северо-восточного Алжира и северо-западной Ливии. Романизированное население провинций изгонялось с земли или обращалось в рабов и слуг. Местные берберские племена маврусиев (мавров) подчинялись или вступали в союзнические отношения с вандалами.

В 442 году империя по новому мирному договору признала расширение вандальского королевства. Воспользовавшись внутренними смутами в Западной Римской империи, Гейзерих в последующие годы снова нарушил договор, захватив у империи Мавританские провинции, Сардинию, Корсику, Балеарские острова вблизи Испании, позже была подчинена Сицилия. Наиболее известным предприятием Гейзериха стал захват и разграбление Рима в июне 455 года, благодаря чему в новое время возник термин «вандализм». Под влиянием успехов у вандалов, в отличие от других ранних германских государств, королевская власть стала абсолютной. Феодальные отношения при Гейзерихе вытеснили остатки военно-племенной демократии.

Совместная попытка Западной и Византийской империй покончить с вандалами в 468 году при византийском императоре Льве I завершилась уничтожением вандалами имперского флота. Гейзерих успел увидеть распад Западной Римской империи, превратившейся в арену борьбы германских вождей за право создать собственные королевства. При Гейзерихе вандалы начали чеканку собственных монет в Карфагене, пока ещё по старым образцам с изображением императора Гонория. В документах используется латинский язык, в среду варваров проникает римская культура. Чтобы не подпасть под влияние Рима и романизированного городского населения Северной Африки, Гейзерих придерживается строго арианской веры, преследуя католическое духовенство. Борьба между варварами-арианами и католиками стала основным внутренним конфликтом королевства вандалов и аланов на долгие годы.

После Гейзериха последовательно правили его сын Хунерих, Гунтамунд, Тразамунд, Гильдерих. При Гильдерихе, сыне римской принцессы Евдокии, вандальское королевство потеряло свой варварский характер и боевой дух. Прокопий назвал вандалов «самыми изнеженными» из всех варваров, с которыми сражались византийцы. Гильдерих первым из вандальских королей был свергнут последним вандальским королём Гелимером.

Летом 533 года полководец византийского императора Юстиниана Великого Велизарий высадился с 15-тысячной армией в Северной Африке. В первом же сражении он разгромил по частям войско вандалов и захватил их столицу Карфаген. В марте 534 года в плен сдался сам Гелимер.

Ставшее одним из первых германских государств королевство вандалов и аланов с почти 100-летней историей прекратило существование. Северная Африка перешла под власть Византии, из 2 тыс. пленных вандалов были сформированы 5 отрядов для войны с персами. Византийские солдаты, большей частью из варваров, разобрали вандальских женщин в жёны. Византийский наместник в Северной Африке выслал неблагонадёжных вандалов за пределы Ливии. Остатки вандалов бесследно растворились среди гораздо более многочисленного туземного населения Северной Африки.

Правители вандалов-асдингов

Правители королевства вандалов и аланов в Северной Африке

Из невообразимых глубин истории дошло до нас название древнего народа – аланы. Первые упоминания о них встречаются в китайских хрониках, написанных две тысячи лет назад. Интересовались этим воинственным этносом, жившим на границах империи, и римляне. И если сегодня в атласе ныне живущих народов мира нет страницы «Аланы» с фото, то это не значит, что этот этнос исчез с лица земли бесследно.

Их гены и язык, традиции и мироощущение унаследовали прямые потомки – . Кроме них, потомками этого народа некоторые ученые считают и ингушей. Приоткроем же завесу над событиями давно минувших эпох, чтобы расставить все точки над «i».

Тысячелетняя история и география расселения

Византийцы и арабы, франки и армяне, грузины и русичи – с кем только не воевали, не торговали и не заключали союзы аланы за свою более чем тысячелетнюю историю! И почти все, кто сталкивался с ними, так или иначе фиксировали на пергаменте или папирусе эти встречи. Благодаря свидетельствам очевидцев и записям хронистов мы можем сегодня восстановить основные этапы истории этноса. Начнем с происхождения.

В IV-V ст. до н.э. по обширной территории от Южного Приуралья до кочевали племена сарматов. Восточное Предкавказье принадлежало сарматскому союзу аорсов, о которых античные авторы отзывались как об искусных и отважных воинах. Но даже среди аорсов было племя, которое выделялось особой воинственностью – аланы.

Историки считают, что, хотя родство между этим воинственным народом со скифами и сарматами очевидно, нельзя утверждать, что только они являются их предками: в их генезе в более поздний период – примерно с IV ст. н.э.– принимали участие и другие кочевые племена.

Как видно из этнонима, это был ираноязычный народ: слово «алан» восходит корнями к общему для древних ариев и иранцев слову «arya». Внешне они были типичными европеоидами, о чем свидетельствуют не только описания летописцев, но и данные ДНК-археологии.

Около трех веков – с I до III н.э. – они слыли грозой как соседей, так и отдаленных государств. Поражение, нанесенное им гуннами в 372 г., не подорвало их сил, а, наоборот, дало новый толчок к развитию этноса. Одни из них во времена Великого переселения народов ушли далеко на запад, где вместе с гуннами разгромили царство остготов, а позднее сражались с галлами и вестготами; другие – расселились на территории центрального .

Нравы и обычаи этих воинов тех времен были суровыми, а способ вести войну – варварским, по крайней мере, по мнению римлян. Главным оружием аланов было копье, которым они владели виртуозно, а быстрые боевые кони позволяли без потерь выйти из любой стычки.

Излюбленным маневром войск было ложное отступление. После якобы неудачной атаки конница отступала, заманивая врага в ловушку, после чего переходила в наступление. Не ожидавшие новой атаки враги терялись и проигрывали сражение.

Доспехи аланов были относительно легкими, сделанными из кожаных ремней и металлических пластин. По некоторым данным, такие же защищали не только воинов, но и их боевых лошадей.

Если посмотреть на территорию расселения на карте в эпоху раннего Средневековья, то в глаза бросятся, прежде всего, огромные расстояния – от до Северной Африки. В последней появилось их первое государственное образование – недолго просуществовавшее в V-VI вв. Королевство вандалов и аланов.

Однако та часть этноса, которая оказалась в окружении далеких по культуре и традициям племен, довольно быстро утратила свое национальное своеобразие и ассимилировалась. А вот те племена, которые остались на Кавказе, не только сохранили свою идентичность, но и создали мощное государство – .

Государство сформировалась в VI-VII вв. Примерно в то же время на ее землях начинает распространяться христианство. Первым весть о Христе, согласно византийским источникам, сюда принес Максим Исповедник (580-662), а первым христианским правителем страны византийские источники называют Григория.

Окончательное принятие аланами христианства имело место в начале X ст., хотя иностранные путешественники отмечали, что христианские традиции в этих землях нередко причудливо переплетались с языческими.

Современники оставили немало описаний аланов и их обычаев. Описывали как весьма привлекательных и сильных людей. Среди характерных черт культуры отмечают культ воинской доблести, сочетающийся с презрением к смерти, и богатую обрядность. В частности, немецкий путешественник И. Шильтбергер оставил развернутое описание свадебного обряда, придававшего большое значение целомудрию невесты и первой брачной ночи.

«У ясов есть обычай, по которому перед выдачей девицы замуж родители жениха условливаются с матерью невесты о том, что последняя должна быть чистая дева, чтобы в противном случае брак считался несостоявшимся. Итак, в назначенный для свадьбы день невесту приводят с песнями к постели и кладут её на неё. Затем приближается жених с молодыми людьми, держа в руках обнаженный меч, которым он ударяет по постели. Затем он вместе с товарищами садится перед постелью и пирует, поет и пляшет.

По окончании пира они раздевают жениха до рубахи и удаляются, оставляя новобрачных в комнате наедине, а за дверями появляется брат или кто-нибудь из ближайших родственников жениха, чтобы сторожить с обнаженным мечом. Если окажется, что невеста уже не была девицей, то жених извещает об этом свою мать, которая приближается к постели с несколькими подругами для осмотра простыни. Если на простыни они не встречают искомых ими знаков, то печалятся.

А когда утром являются родственники невесты для праздника, мать жениха уже держит в руке сосуд, полный вина, но с отверстием на дне, который она заткнула пальцем. Она подносит сосуд матери невесты и убирает палец, когда последняя захочет выпить и вино выливается. „Такой точно была твоя дочь!“ – говорит она. Для родителей невесты это большой срам и они должны взять свою дочь обратно, так как условливались выдать чистую деву, но дочь их таковой не оказалась.

Тогда священники и другие почетные лица заступаются и убеждают родителей жениха спросить своего сына – хочет ли он, чтобы она осталась его женой. Если он соглашается, то уже священники и другие лица приводят её к нему снова. В противном случае их разводят, и он возвращает жене приданое, подобно тому, как и она должна возвратить платья и другие подаренные ей вещи, после чего стороны могут вступить в новый брак»

Язык аланов, к сожалению, дошел до нас весьма фрагментарно, однако сохранившегося материала достаточно, чтобы отнести его к скифо-сарматским. Прямым носителем является современный осетинский.

Хотя в историю вошло не так много известных аланов, их вклад в историю несомненен. Если кратко, то они со своим боевым духом были первыми рыцарями. По мнению ученого Говарда Рейда, в основе легенд о знаменитом короле Артуре лежит то огромное впечатление, которое произвела на слабые государства раннего Средневековья военная культура этого народа.

Их поклонение обнаженному мечу, безукоризненное владение , презрение к смерти, культ благородства заложили фундамент позднейшего западноевропейского рыцарского кодекса. Американские ученые Литтлтон и Малкор идут дальше и полагают, что и образом священного Грааля европейцы обязаны нартскому эпосу с его волшебной чашей Уацамонгой.

Споры вокруг наследия

Родственная связь с осетинами и аланами не подвергается сомнению, однако в последние годы все чаще звучат голоса тех, кто полагает, что такая же связь есть и с , или шире – .

Можно по-разному относиться к аргументам, которые приводят авторы подобных исследований, но нельзя отрицать их пользы: ведь попытки разобраться в генеалогии позволяют по-новому прочесть малоизвестные или забытые страницы истории родного края. Возможно, дальнейшие археологические и генетические исследования позволят дать однозначный ответ на вопрос, чьими же предками являются аланы.

Этот очерк хотелось бы закончить несколько неожиданно. Знаете ли вы, что сегодня в мире живет около 200 тыс. алан (точнее, их частично ассимилированных потомков)? Современности они известны как ясы, живут в Венгрии с XIII в. и помнят о своих корнях. Хотя язык ими давно утрачен, они поддерживают контакты со своими кавказскими родственниками, вновь обретенными ими более чем через семь столетий. А значит, в этого народа рано ставить точку.