Познакомились они летом, на одном из волжских пароходов. Он - поручик, Она - прелестная маленькая, загорелая женщина (сказала, что едет из Анапы). «…Я совсем пьяна, - смеялась она. - Вообще я совсем с ума сошла. Три часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании». Поручик целовал её руку, а сердце его блаженно и страшно замирало… Пароход подходил к пристани, поручик умоляюще пробормотал: «Сойдем…» И через минуту они сошли, на запыленной пролетке доехали до гостиницы, прошли в большой, но страшно душный номер. И как только лакей затворил за собой дверь, оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой. А утром она уехала, она, маленькая безымянная женщина, шутя называвшая себя «прекрасной незнакомкой», «царевной Марьей Моревной». Утром, несмотря на почти бессонную ночь, она была свежа, как в семнадцать лет, немного смущена, по-прежнему проста, весела, и - уже рассудительна: «Вы должны остаться до следующего парохода, - сказала она. - Если поедем вместе, все будет испорчено. Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло… Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара…» И поручик как-то легко согласился с нею, довез до пристани, посадил на пароход и при всех поцеловал на палубе. Так же легко и беззаботно возвратился он в гостиницу. Но уже что-то изменилось. Номер показался каким-то другим. Он был ещё полон ею - и пуст. И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что он поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате. Не было сил смотреть на неубранную постель - и он закрыл её ширмой: «Ну вот и конец этому „дорожному приключению“! - подумал он. - И прости, и уже навсегда, навеки… Ведь не могу же я ни с того, ни с сего приехать в этот город, где её муж, её трехлетняя девочка, вообще вся её обычная жизнь!» И мысль эта поразила его. Он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без нее, что его охватил ужас и отчаяние. «Да что же это такое со мной? Кажется, не в первый раз - и вот… Да что в ней особенного? В самом деле, точно какой-то солнечный удар! И как же я проведу без нее целый день в этом захолустье?» Он ещё помнил её всю, но теперь главным было это совсем новое и непонятное чувство, которого не было, пока они были вместе, которого он и предположить не мог, затевая забавное знакомство. Чувство, о котором некому было сказать теперь. И как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой?… Нужно было спасаться, чем-нибудь себя занять, куда-нибудь идти. Он пошел на базар. Но на базаре все было так глупо, нелепо, что он бежал оттуда. Зашел в собор, где пели громко, с сознанием исполненного долга, потом долго кружил по маленькому запущенному садику: «Как вообще можно спокойно жить и вообще быть простым, беспечным, равнодушным? - подумал он. - Как дико, как нелепо все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным „солнечным ударом“, слишком большой любовью, слишком большим счастьем!». Возвратясь в гостиницу, поручик зашел в столовую, заказал обед. Все было хорошо, но он знал, что не задумываясь умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть её, высказать ей, доказать, как он мучительно и восторженно любит её… Зачем? Он не знал зачем, но это было необходимее жизни. Что же теперь делать, когда избавиться от этой неожиданной любви уже невозможно? Поручик встал и решительно отправился на почту с уже готовой фразой телеграммы, но у почты в ужасе остановился - он не знал ни фамилии, ни имени её! А город, жаркий, солнечный, радостный, так нестерпимо напоминал Анапу, что поручик, с опущенной головой, шатаясь и спотыкаясь, зашагал назад. Он вернулся в гостиницу совершенно разбитый. Номер был уже прибран, лишен последних следов её, - только одна забытая шпилька лежала на ночном столике! Он лег на кровать, лежал, закинув за голову руки и пристально глядя перед собой, потом стиснул зубы, закрыл глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и, наконец, заснул…. Когда поручик проснулся, за занавесками уже желтело вечернее солнце, и вчерашний день и нынешнее утро вспомнились так, словно были десять лет назад. Он встал, умылся, долго пил чай с лимоном, заплатил по счету, сел в пролетку и поехал к пристани. Когда пароход отчалил, над Волгой уже синела летняя ночь. Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет.

Они познакомились летней порой, на волжском пароходе. Поручик и прелестная маленькая женщина, загорелая (отдыхала в Анапе). Она смеясь говорила, что пьяна и ровным счетом сошла с ума: еще за три часа до этого она не подозревала о существовании поручика, а теперь он целовал её руку, и его сердце страшно и блаженно замирало…

Тем временем пароход приближался к пристани, и поручик с мольбой во взоре пробормотал: «Сойдем…» Уже через минуту они были на берегу и ехали на запыленной пролетке в гостиницу.

Там они остановились в большом и очень душном номере. Только дверь за лакеем закрылась, как молодые люди слились в исступленном поцелуе. Потом они еще много лет будут вспоминать этот поцелуй: за всю жизнь ни тот, ни другая не испытали подобного.

Наутро она уехала. Эта маленькая женщина без имени в шутку называла себя «прекрасной незнакомкой» или «царевной Марьей Моревной». Несмотря на ночь, проведенную почти без сна, она была свежа, будто ей было семнадцать лет. Она слегка смущалась, была по-прежнему весела и проста, но в ее словах появилась рассудительность. Она предложила поручику остаться до следующего парохода. Им нельзя ехать вместе, иначе все будет испорчено. Женщина говорила о том, что она совсем не такая, какой ее мог воспринять поручик.

До сих пор с нею ничего подобного не случалось и, скорее всего, не будет более. Будто затмение на нее нашло. А точнее сказать, на них обоих будто обрушился солнечный удар. Поручик согласился с нею как-то очень легко, довез ее до пристани, посадил на пароход и на палубе при всех поцеловал.

Затем он беззаботно и легко вернулся в гостиницу. Но там уже что-то изменилось. Каким-то другим стал номер. В нем будто еще была она, но в то же время он был пуст. Сердце поручика наполнилось нежностью, он поспешно закурил и стал ходить взад и вперед по комнате. Тяжело ему было смотреть на незастеленную кровать - он закрыл её ширмой. Он думал о том, что «дорожное приключение» окончилось, и они больше никогда не увидятся. Ведь не может он приехать в город, где живет она с мужем, с трехлетней дочерью и где спокойно и размеренно течет ее обычная жизнь. Эта мысль поразила его. Он ощутил такую боль и бессмысленность своего существования без нее, что он почувствовал ужас и отчаяние.

Что же происходило с ним? Ведь такое приключение случалось с ним не раз. Может, это на самом деле солнечный удар? Но как же провести весь день одному, без нее, в этом захолустье? Его охватило новое и непонятное чувство, отсутствовавшее, когда они были вместе, и которого он тем более не мог предположить, затевая знакомство. Теперь ему некому было рассказать об этом.

Нужно было спасать себя, чем-то заняться, куда-нибудь идти. И он отправился на базар. Но там все казалось глупым и нелепым, и он сбежал оттуда. Затем он зашел в собор, откуда раздавались громкие молитвенные песни. Он еще долго ходил по маленькому садику и все думал: как можно жить спокойно и быть простым и беспечным, равнодушным ко всему, когда сердце поражено «солнечным ударом», большой любовью и большим счастьем.

Вернувшись в гостиницу, поручик заказал обед. Он чувствовал, что без малейшего сомнения отдал бы жизнь, если бы мог вернуть эту женщину и сказать ей, насколько сильно он ее любит. Он не знал, зачем это надо, но для него это было важнее жизни.

Что же делать, если эта любовь захватила его полностью? Поручик решительно направился на почту, придумав текст телеграммы, но в ужасе вспомнил, что не знает ни имени ее, ни фамилии. Только солнечный и жаркий город мучительно напоминал Анапу. И поручик, опустив голову, спотыкаясь и шатаясь, пошел обратно.

В гостиницу он вернулся совсем разбитым. Его номер уже был прибран, там не было никаких ее следов, лишь забытая шпилька осталась лежать на ночном столике! Поручик лег на кровать и долго лежал, глядя перед собой и закинув руки за голову, затем крепко стиснул зубы, и, почувствовав, что по щекам потекли слезы, закрыл глаза. Наконец, он уснул…

Проснувшись, поручик увидел, что за окном уже садилось солнце, а вчерашний день и сегодняшнее утро казались такими давними, будто они были десять лет назад. Молодой человек встал, умылся, потом попил чаю с лимоном, оплатил счет, сел в пролетку и направился к пристани.

Они знакомятся летом, на одном из волжских пароходов. Он - поручик, Она - прелестная, маленькая, загорелая женщина, возвращающаяся домой из Анапы.

Я совсем пьяна, - смеялась она. - Вообще я совсем с ума сошла. Три часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании.

Поручик целует её руку, а сердце его блаженно и страшно замирает.

Пароход подходит к пристани, поручик умоляет её сойти. Через минуту они едут в гостиницу и снимают большой, но душный номер. Как только лакей закрывает за собой дверь, оба так исступлённо сливаются в поцелуе, что потом много лет вспоминают эту минуту: никто из них никогда ничего подобного не испытал.

А утром эта маленькая безымянная женщина, шутя называвшая себя «прекрасной незнакомкой» и «царевной Марьей Моревной», уезжает. Несмотря на почти бессонную ночь, она свежа, как в семнадцать лет, немного смущена, по-прежнему проста, весела, и уже рассудительна: просит поручика остаться до следующего парохода.

Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло... Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара...

И поручик как-то легко соглашается с нею, довозит до пристани, садит на пароход и при всех целует на палубе.

Легко и беззаботно возвращается он в гостиницу, но номер кажется поручику каким-то другим. Он ещё полон ею - и пуст. Сердце поручика вдруг сжимается такой нежностью, что нет сил смотреть на неубранную постель - и он закрывает её ширмой. Он думает, что это милое «дорожное приключение» окончено. Не может же он «приехать в этот город, где её муж, её трёхлетняя девочка, вообще вся её обычная жизнь».

Эта мысль поражает его. Он чувствует такую боль и ненужность всей своей дальнейшей жизни без неё, что его охватывает ужас и отчаяние. Поручик начинает верить, что это действительно «солнечный удар», и не знает, «как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой».

Поручик идёт на базар, в собор, потом долго кружит по заброшенному садику, но нигде не находит успокоения и избавления от этого непрошенного чувства.

Как дико, как нелепо всё будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным «солнечным ударом», слишком большой любовью, слишком большим счастьем.

Возвратясь в гостиницу, поручик заказывает обед. Все хорошо, но он знает, что не задумываясь умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть «прекрасную незнакомку» и доказать, как он мучительно и восторженно любит её. Он не знает, зачем, но это для него необходимее жизни.

Поняв, что избавиться от этой неожиданной любви невозможно, поручик решительно отправляется на почту с уже написанной телеграммой, но у почты в ужасе останавливается - он не знает ни её фамилии, ни имени! Поручик возвращается в гостиницу совершенно разбитый, ложится на кровать, закрывает глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и, наконец, засыпает.

Просыпается поручик вечером. Вчерашний день и нынешнее утро вспоминаются ему как далёкое прошлое. Он встаёт, умывается, долго пьёт чай с лимоном, расплачивается за номер и едет к пристани.

Пароход отчаливает ночью. Поручик сидит под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет.

Иван Алексеевич Бунин

«Солнечный удар»

Познакомились они летом, на одном из волжских пароходов. Он — поручик, Она — прелестная маленькая, загорелая женщина (сказала, что едет из Анапы). «…Я совсем пьяна, — смеялась она. — Вообще я совсем с ума сошла. Три часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании». Поручик целовал её руку, а сердце его блаженно и страшно замирало…

Пароход подходил к пристани, поручик умоляюще пробормотал: «Сойдём…» И через минуту они сошли, на запылённой пролётке доехали до гостиницы, прошли в большой, но страшно душный номер. И как только лакей затворил за собой дверь, оба так исступлённо задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот ни другой.

А утром она уехала, она, маленькая безымянная женщина, шутя называвшая себя «прекрасной незнакомкой», «царевной Марьей Моревной». Утром, несмотря на почти бессонную ночь, она была свежа, как в семнадцать лет, немного смущена, по-прежнему проста, весела, и — уже рассудительна: «Вы должны остаться до следующего парохода, — сказала она. — Если поедем вместе, все будет испорчено. Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло… Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара…» И поручик как-то легко согласился с нею, довёз до пристани, посадил на пароход и при всех поцеловал на палубе.

Так же легко и беззаботно возвратился он в гостиницу. Но уже что-то изменилось. Номер показался каким-то другим. Он был ещё полон ею — и пуст. И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что он поспешил закурить и несколько раз прошёлся взад и вперёд по комнате. Не было сил смотреть на неубранную постель — и он закрыл её ширмой: «Ну вот и конец этому „дорожному приключению“! — подумал он. — И прости, и уже навсегда, навеки… Ведь не могу же я ни с того, ни с сего приехать в этот город, где её муж, её трёхлетняя девочка, вообще вся её обычная жизнь!» И мысль эта поразила его. Он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без неё, что его охватил ужас и отчаяние.

«Да что же это такое со мной? Кажется, не в первый раз — и вот… Да что в ней особенного? В самом деле, точно какой-то солнечный удар! И как же я проведу без неё целый день в этом захолустье?» Он ещё помнил её всю, но теперь главным было это совсем новое и непонятное чувство, которого не было, пока они были вместе, которого он и предположить не мог, затевая забавное знакомство. Чувство, о котором некому было сказать теперь. И как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой…

Нужно было спасаться, чем-нибудь себя занять, куда-нибудь идти. Он пошёл на базар. Но на базаре все было так глупо, нелепо, что он бежал оттуда. Зашёл в собор, где пели громко, с сознанием исполненного долга, потом долго кружил по маленькому запущенному садику: «Как вообще можно спокойно жить и вообще быть простым, беспечным, равнодушным? — подумал он. — Как дико, как нелепо все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным „солнечным ударом“, слишком большой любовью, слишком большим счастьем!».

Возвратясь в гостиницу, поручик зашёл в столовую, заказал обед. Все было хорошо, но он знал, что не задумываясь умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть её, высказать ей, доказать, как он мучительно и восторженно любит её… Зачем? Он не знал зачем, но это было необходимее жизни.

Что же теперь делать, когда избавиться от этой неожиданной любви уже невозможно? Поручик встал и решительно отправился на почту с уже готовой фразой телеграммы, но у почты в ужасе остановился — он не знал ни фамилии, ни имени её! А город, жаркий, солнечный, радостный, так нестерпимо напоминал Анапу, что поручик, с опущенной головой, шатаясь и спотыкаясь, зашагал назад.

Он вернулся в гостиницу совершенно разбитый. Номер был уже прибран, лишён последних следов её, — только одна забытая шпилька лежала на ночном столике! Он лёг на кровать, лежал, закинув за голову руки и пристально глядя перед собой, потом стиснул зубы, закрыл глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и, наконец, заснул…

Когда поручик проснулся, за занавесками уже желтело вечернее солнце, и вчерашний день и нынешнее утро вспомнились так, словно были десять лет назад. Он встал, умылся, долго пил чай с лимоном, заплатил по счету, сел в пролётку и поехал к пристани.

Когда пароход отчалил, над Волгой уже синела летняя ночь. Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет. Пересказала Наталья Бубнова

Сочинения

«Солнечный удар» (1925)

Рассказ «Солнечный удар» несомненно является шедевром бунинской прозы. Трудно отыскать рассказ, который в столь сжатой форме и с такой силой передал бы драму человека, познавшего вдруг подлинную, слишком счастливую любовь; счастливую настолько, что, продлись близость с маленькой женщиной еще день (оба знают это), и любовь, осветившая всю их серую жизнь, тотчас же покинула бы их, перестав быть солнечным ударом. Сюжет рассказа составляет небольшой, краткий эпизод, который произошел во время путешествия по Волге с неким поручиком и маленькой женщиной. Мы практически ничего не знаем о героях рассказа. Женщина — проста, весела, естественна. Бунин дает ее образ предельно лаконично: веселый смех и простота, жест, выдающий волнение, и общее впечатление от ее облика, данное глазами героя: «все было прелестно в этой маленькой женщине». Очень выразительна деталь портрета, в которой соединяются цвет и запах, вызывающие сложные ассоциации с солнечным сиянием и свежестью: «рука, маленькая и сильная, пахла загаром».

Отношения героев развиваются стремительно: познакомившись вечером, они через три часа поддаются сумасшествию и сходят на тускло освещенной пристани, чтобы провести ночь в гостинице. Сама сцена любви показана фрагментарно, отобраны отдельные подробности, жесты, обрывки. диалога: « … как только вошли … поручик … кинулся к ней … ». Бунин не дает героям сразу понять то, что с ними произошло. Первой слова о каком-то затмении, «солнечном ударе» произносит героиня. Позже поручик в недоумении будет повторять их: «В самом деле, точно какой-то солнечный удар». Героиня неоднократно говорит о том, что подобного с ней никогда не происходило, что случившееся для нее самой непонятно, непостижимо, уникально.

Скороговоркой сказано о расставании героев: уже в десять часов утра она в пять минут умывшись И одевшись собирается уезжать, а он легко согласился, довез до пристани, поцеловал на палубе, легко и беззаботно возвратился в гостиницу. По объему все это повествование занимает всего лишь страницу, и это завязка рассказа, его начальный исток. Здесь мы наблюдаем композиционную особенность произведений Бунина о любви: отбор наиболее значимых, переломных эпизодов и высокая сюжетная скорость в передаче истории любви.

Далее рассказ развивается как отражение тех мыслей, дум и чувств главного героя, которые его волнуют и трогают после расставания с незнакомкой. Почти пять страниц дальнейшего текста рассказа «Солнечный удар» описывают состояния после расставания. Причем Бунин не прибегает к традиционным приемам психологического анализа: внутренним монологам, авторскому анализу душевного состояния героя, Он рисует нам картины внешней, окружающей героя жизни, рисует их такими, какими они видятся самому персонажу. Поэтому писатель особое внимание уделяет жестам героя, его мимике. Важны также его ощущения, произнесенные вслух самые элементарные, но потому и значимые фразы. И еще: все шесть страниц рассказа будут наполнены солнечным светом, весь сюжет идет на фоне нестерпимо жаркого солнечного дня.

Солнечность, слепящая белизна страниц рассказа как бы должны напоминать нам о солнечном ударе, настигшем героев. Поручик будет теперь постоянно памятью возвращаться к незнакомке, перебирать какие-то эпизоды, фрагменты, связанные с ее поведением, словечками, повадками. И теперь композиция рассказа будет складываться как образ дня, в котором все обычное, прежде виденное, знакомое осмысливается уже по-иному. Отсюда берет начало цепь бесконечных и бесцельных блужданий поручика по городу, когда он посещает летний базар, который еще вчера был окрашен радостью утра, солнечного, жаркого, счастливого, а теперь все так глупо, нелепо; собор, где уже Идет вечерняя служба, которая кажется ему теперь тоже слишком будничной, деловой, да и весь волжский простор теперь представляется герою опустевшим. Он ест ботвинью со льдом, пьет, закусывает малосольными огурцами и все время ловит себя на мыслях о таинственной незнакомке, о том, что он больше никогда ее не увидит, что она потеряна для него навсегда.

И в дальнейшем повествовании присутствие человека в душе, в памяти, и его отсутствие в реальности будет усиливаться с каждым мгновением. И каждое действие поручика будет только приближать его к мысли о том, что ему не избавиться от «этой внезапной, неожиданной любви Никаким способом, что вечно будут преследовать его воспоминания о пережитом, о запахе ее загара и холстинкового платья, о живом, простом и веселом звуке ее голоса».

Вместе с пониманием невозможности забыть случившееся, избавиться от этой внезапной, неожиданной любви к герою приходит чувство ненужности всей своей дальнейшей жизни. Любовь здесь у Бунина — это чувство, которое преображает героя, ценой «солнечного удара» герой постигает то, что в человеческом бытии есть нечто неповторимо прекрасное, возвышенное, идеальное. Художественное время рассказа от «мгновения», интенсивно пережитого героем, расширяется до десяти лет существования и далее до вечности.